Солнце весело светило в маленькие оконца нашей хижины, когда однажды утром я открыла глаза. Температура, наконец, спала. Никогда не забуду этих теплых ласковых лучей. Я зажмурилась, но Кор, заметив, что я открыла глаза, подошел к кровати.

– Гуэн, – ласково прошептал он, – наконец-то ты проснулась!
Я была еще очень слаба, чтобы ответить ему, и коекак протянула руку, которую он взял в свои большие, загорелые ладони.
Потом я услышала, как он тихо вышел из комнаты и разговаривал с мамой.
– Слава Богу, к ней вернулось сознание! – сказала она. – Это самая лучшая для меня новость!
Я увидела, как она вынула из мыльной воды свои руки, вытерла их о передник и подошла ко мне. Я сделала усилие и повернулась к ней. < – Не двигайся, лежи спокойно, дитя мое, – сказала она, – выпей-ка отвар, который принес тебе Кор; все это , время он заботился о тебе и почти две недели не отходил от тебя ни на шаг.
– Две недели! – воскликнула я. Но ничего не могла вспомнить, как ни пыталась. Я закрыла глаза, а Кор все держал мою руку.
Понемногу силы возвращались ко мне, я могла уже выносить свет и следить глазами за мамой, когда она выходила и входила. Я наблюдала за Пьером, как он плел свой тростник, сидя на пороге у двери, а также за Кором, который частенько чинил или чистил веревку, или же уходил в город с полной корзинкой креветок. Потом настал день, когда я уже могла сидеть в кровати, навалившись на две большие подушки и закутавшись в мамину шаль. Тогда я попросила Кора достать Библию и прочитать из нее несколько стихов. Сама я была еще так слаба, что плохо различала буквы. И вечером, когда вся работа была закончена, Кор сел рядом со мной, положил Библию себе на колени и начал читать так громко и выразительно, как только мог. Мама в это время работала очень тихо, как будто тоже хотела послушать. Пьер тоже устроился около нас со своим тростником, и даже Гюго – хотя я не могу сказать, любил ли он наши чтения, или нет – сидел рядом, несмотря на то, что он уже был в состоянии выйти прогуляться по пляжу. Сейчас он уже начал выздоравливать, а еще совсем недавно был на волоске от смерти, и мысль о том, что он мог очутиться один в другом, незнакомом ему мире, очень пугала его. Кор рассказал мне не все, я знала только, что в течение трех дней Гюго мучился угрызениями совести. Ему было очень стыдно, когда он вспоминал прошлое, иногда он даже плакал, и у него не было надежды на будущее. Однажды к нему пришел весьма почтенный христианин и рассказал о Спасителе, Который пожертвовал Своей жизнью, чтобы замолить грехи, о Боге, отдавшем Своего единородного Сына, чтобы спасти попавших в беду людей.
Но ни слова, ни молитвы не могли утешить Гюго.
Ведь Бог уже пожалел его один раз, когда спас от смерти, и теперь он был почти здоров. Но когда опасность миновала, Гюго перестал беспокоиться. Он внимательно слушал, что говорил ему христианин, но сам никогда не задавал вопросов и не отвечал на них. Он очень изменился и был равнодушен ко всему. Однако, никто не мог сказать, что у него на уме, обратится ли он когда-нибудь к Богу, и верит ли он в Того, Кто пожертвовал Собой ради очищения нас от грехов.
Вот и все, что рассказал мне Кор в воскресенье утром, когда мы остались одни. В это воскресенье я в первый раз смогла встать и подойти к креслу. Я очень удивилась, когда мама надела свою лучшую шаль и приготовилась идти в церковь.
– Кто из вас хочет проводить меня на церковную службу? – спросила она.
Пьер в это время был на пляже, а Гюго притворился, что не слышит.
– Я останусь с Гуэн, хорошо, мама?
– Конечно, Кор, мы не оставим Гуэн одну. А ты пойдешь, Гюго?
К моему большому удивлению, Гюго неспешно поднялся и пошел вместе с мамой. В окно я увидела, как они переходили через дюны. Заметив мое удивление, Кор сказал:
– Мама ходит на службу каждое воскресенье, более того, у нее теперь тоже есть своя Библия.
– Что ты говоришь, Кор? Точь-в-точь, как у меня?
– Нет, она больше напоминает мне большую Библию мадам Луад в коричневом переплете. Раньше она принадлежала нашей бабушке, а после ее смерти хранилась на дне сундука.
– И мама читает ее?
– Да, и обо всем прочитанном рассказывает нам. Она читала Библию еще когда была маленькая. Потом она забросила чтение и много лет не притрагивалась к Библии.
Но все эти годы, пока книга была заперта, она никогда не была счастлива. И сейчас она решила исправить свою ошибку. "Я очень мало знаю, дети мои, – сказала она нам, – но я могу точно сказать, что Бог никогда не покинет нас, грешников, если мы обратимся к Нему за помощью, к Нему, Иисусу, нашему Спасителю".
– Как я рада, Кор! – воскликнула я и увидела, что он улыбается, хотя глаза его полны слез.
– Как я рада! И все это время я спала и ничего не знала об этом.
– Да, время шло для меня очень долго, когда ты болела, – сказал Кор, – ты была в бреду и никого не узнавала.
– А ты просил Бога, чтобы я выздоровела, Кор?
– Я даже не могу сказать, Гуэн, я как-то не думал об этом.
– Как! Что ты хочешь этим сказать?
– Я все время разговаривал с Иисусом о тебе. Я говорил Ему, что маленькая Гуэн заболела, что она может умереть, и тогда я останусь совсем один. Но видишь ли, мне казалось, что Бог лучше меня знал, что нужно было делать: оставить тебя или забрать к Себе, и тогда я решил не мешать Ему.
– Но Кор! Я думала, что ты будешь просить Бога, чтобы Он исцелил меня.
Кор взял мою руку и нежно погладил ее.
– Я очень хотел, чтобы ты выздоровела, – сказал он, – но мне казалось, Богу виднее, что для тебя будет лучше, тем более, Он любит тебя сильнее, чем я.
– Если бы ты был болен, Кор, я день и ночь просила бы Бога оставить тебя с нами.
– Но, Гуэн, – проговорил он с улыбкой. – ты даже не представляешь, в каком прекрасном дворце Он живет.
Конечно, я предпочитаю жить на земле: здесь и мама, и ты, и куча дел, но будет очень хорошо, Гуэн, если Бог позовет нас к Себе.
В ту же неделю, в четверг вечером, когда мама, Кор и я разговаривали, Гюго вернулся с прогулки. Кор искал в Библии место, на котором мы остановились; мама взяла свое шитье и устроилась рядом с нами, а я, удобно расположившись в кресле и обложенная подушками, пыталась что-то связать из красной пряжи. Казалось, Гюго ничего не видит вокруг. Он был бледен и взволнован.
Держа руки в карманах, он подошел к маме и сказал:
– Мама, Кор, я хочу, чтобы вы узнали одну вещь. Кор и Гуэн подозревали меня кое в чем, а ты, мама, ничего об этом не знала. Я доставил тебе так много хлопот, и ты никогда не простишь меня.
Потрясенная, мама не проронила ни слова, ожидая, что Гюго заговорит опять. Через минуту он продолжал дрожащим голосом:
– Я своровал, вернее, помог своровать свинец из шахты.
Мама продолжала молчать, плохо понимая смысл его слов.
– Я не прошу прощения, – сказал Гюго, – я бездельник и плохой сын. Но я не хотел делать этого. Мне предложили деньги и заставили своровать. Они взяли свинец, а я должен был спрятать его в скалах, пока его не будет достаточно, чтобы загрузить в лодку.
Мы с Кором, наконец, поняли, что делал Гюго там, наверху, и почему он так испугался, узнав, что его заметили.
Гюго замолчал, ожидая ответа, но все молчали.
– Я вам во всем сознался, и я знал, что вы не простите меня.
Он направился к двери. Но мама бросилась к нему.
обняла и воскликнула:
– Гюго! Мой бедный Гюго!
– Почему ты жалеешь меня? Я этого не заслуживаю.
– Не мне судить тебя, – сказала мама, – а тем, кому ты нанес ущерб. Ты должен во всем признаться хозяину.
– Хозяин знает все, – ответил Гюго. – Все раскрылось, когда я болел, только никто не знал, что я тоже принимал участие в этом деле. Сегодня я сам пошел к хозяину и все рассказал ему. По дороге домой я твердо решил сознаться или умереть. Вы даже не представляете, как я тогда волновался.
– Тебя не уволили? – спросила мама. – Впрочем, это все равно. Если ты начнешь все сначала и исправишься, мы постараемся забыть прошлое.
– Нет, меня не уволили. Хозяин поручился за меня из уважения к отцу.
– Да благословит его Господь! Никогда не давай ему повода жалеть о своей доброте, мой мальчик.
– Я понимаю. Но я думал, что ни вы, ни хозяин никогда не простите меня. А теперь я надеюсь, что и Бог простит мне мои грехи.
– Гюго, – торжественно сказала мама, – я не имею права говорить об этом, потому что очень мало знаю– Но мне кажется, если ты от всего сердца обратишься к Богу, Он простит тебе все. Как ты мог подумать, что Господь, Который так добр и Который так любит всех, оттолкнет тебя.
Ведь Он слышит даже, как такая бедная грешница, как я, плачет от радости, услышав твое признание.
– Это все очень необычно для меня, необычно и удивительно, я хочу подумать об этом. А ты, мама, и ты, Кор, помолитесь вдвоем за меня.
И Гюго вышел, не сказав больше ни слова.