Искусство понимания текста. Литературоведческая этика и толкование Писания Ванхаузер Кевин купить в Христианский магазин КориснаКнига

Описание:
Опираясь на филологические и философские дисциплины, автор проводит детальное и творческое исследование вопросов библейской Герменевтики, целью которого он ставит оживление и расширение понятия автороцентричности толкования. Настоящий труд содержит в себе сильный антидот основополагающим предпосылкам современной библейской критики и предлагает конструктивную альтернативу, которая выводит на передний план понятие авторитетности Писания и открывает новые методы экзегетики, отдающие должное как буквальному смыслу текста, так и его значению для конкретного читателя.

Толкование конца двадцатого века изобилует идеологическими конфликтами. Идеологические цели и интересы читателей приобретают при этом большую важность, чем цели и интересы авторов или текстов. Постмодернистский кризис толкования — это, в действительности, кризис обоснования его правильности. Чей голос, чье толкование, чья цель весомее и почему? Культуроведы все чаще предостерегают от всякой претензии на знание, в чем они усматривают попытку захватить власть. Фуко, например, вообще готов признать «нравственность литературного знания» явным противоречием. На этом фоне недоверия Библия выделяется своей явной антиидеологической направленностью. Библия обладает своего рода иммунитетом от стремления к власти. В самом деле, несколько ярких моментов библейского повествования включают, пусть и не всегда явную, критику гордости и предубеждения. Более того, по большей части, именно через нелегкий опыт толкования Библии читатели приобретают свободную от идеологии добродетель смирения. Возможно, именно это имел в виду Барт, отмечая, что толкователи Библии — самые свободные из мыслителей. Верно ли, что Библия представляет собой исключение из правила Ницше, согласно которому истина — рабыня властолюбия? Правда ли, что Писание провозглашает нечто вроде «антиидеологической идеологии»? Я уже отмечал важность для герменевтики отделения творца от творения. Именно злонамеренное пренебрежение этим привело и к грехопадению, и к вавилонской башне, и, следовательно, к жажде власти и смешению языков — в общем, к нарушению общения.[24] Высшая точка ветхозаветной критики идеологии — вторая заповедь, запрещающая идолопоклонство, подчеркивающая абсолютное различие между Богом, Автором–Творцом, с одной стороны, и человеком, толкующим существом, с другой.В Новом Завете Иисус учит, что кроткие и смиренные наследуют землю: «Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам» (Мф. 11, 25). В свете полной зависимости человечества от Бога, смирение — самое честное и правильное для нас качество. Апостол Павел указывает: «То, что для человека — юродство, есть мудрость Божия» (1 Кор. 1, 18–25). Более того, именно богословие креста по Павлу наилучшим образом предостерегает человека от стремления к власти и, как следствия этого — идеологии. Идеология — главный идол разума и иллюзия того, что смысл, подобно злополучной башне, в конечном счете создается сообществом. Крест Христа содержит мудрость, противоречащую окружающей нас культуре; он учит, что для обретения себя нужно прежде умереть для себя. Это особенно верно в контексте толкования, потому что, только отказавшись от ложного понимания, можно обрести понимание истинное.Христианство подчеркивает контраст между «герменевтикой креста» и «герменевтикой славы».[25] Те, кто толкуют в соответствии с герменевтикой славы, наслаждаются собственным искусством, навязывая авторам собственные теории толкования, в результате чего тексты утрачивают свой настоящий смысл. Конечно, такая «слава» недолговечна. Но с точки зрения герменевтики смирения, мы, напротив, обретаем понимание — Бога, текстов, «иного» и себя самих — только когда, отставив в сторону собственные притязания, приводим свои теории толкования в точное соответствие тексту. Еще одно, последнее, учение завершает доказательство в пользу герменевтического смирения. Это — эсхатология, которую мы ранее уже рассматривали. Здесь мне остается лишь добавить, что поиск единственно истинного толкования необходимо вести с надеждой, повторяя: «Еще не свершилось». Понимание того, что смысл и значимость текста — не наша собственность, но лишь отчасти исполненное обетование, зачастую оказывается самым действенным противоядием от гордыни в толковании.Однако герменевтика смирения — лишь одна сторона того, что христианство дает герменевтике в целом. Смирение должно уравновешиваться убежденностью. Почему? Здесь, вероятно, лучше всего начать с эсхатологии — с темы проповеди самого Иисуса о том, что царство Божье уже среди нас.[26] «Уже» — эсхатологическая тема не менее важная, чем «еще не свершилось». Существует эсхатологическое уточнение, уместное и в эпистемологии: абсолютное знание в настоящий момент недостижимо, но достаточное — вполне доступно. То есть мы знаем кое–что о Боге на основании откровения, которое уже дано нам во Христе. Действительно, здесь уже можно говорить о «реализованной эпистемологии». Бог высказал утверждение об истинности в кресте Христовом. Он подтвердил его воскресением. Конечно, это — одна из сторон достоверности, которая «еще не свершилась» — только в последний день мы будем знать окончательно. Тем не менее, апостол Павел призывал толкователей к проявлению смелости во имя Евангелия. Хотя смысл Библии в будущем, возможно, откроется более полно, общая история, изложенная в ней, доступна нам в достаточной мере, чтобы побудить нас к дерзновенному свидетельству. Только такая уверенность, преданность и убежденность в том, что может быть познано, поможет отказаться от скептицизма и лености. Толкование, не связанное обязательствами, не достойно внимания.