Дмитрий Стахурский 30 сентября 2017

Как-то утром, несколько лет назад, я собрался в парикмахерскую, потому что днем мне надо было ехать в Лондон. Однако из первого же письма, которое я открыл, я узнал, что ехать туда не надо. Тогда я решил отложить и стрижку. Но тут в уме моем что-то назойливо заговорило, почти зазвучало: "Иди к парикмахеру..." Не в силах это выдержать, я пошел. У парикмахера моего было много невзгод, и мне иногда удавалось помочь ему. Не успел я открыть двери, как он воскликнул: "Ох, я так молился, чтобы вы сегодня утром пришли!" И впрямь, приди я на день позже, я бы не смог ему помочь. Я был поражен; поражаюсь и сейчас. Конечно, бесспорным доказательством это служить не может. Бывают совпадения. Наверное, есть телепатия.

Стоял я у постели больной, буквально изъеденной раком. Подвинуть ее хотя бы немного могли только три человека сразу. Врачи обещали ей месяцы жизни; сестры (которым всегда виднее) - считанные недели. Один хороший человек помолился о ней. Через год она ходила по крутым тропкам, а рентгенолог говорил: "Нет, это просто чудо!"(1). Возможно, и чудо, но не доказательство. Все медики согласны в том, что наука их - не из точных. Медицинские прогнозы сплошь и рядом не оправдываются и без чудес. Словом, если хотите, вы вправе не поверить в связь между молитвой и исцелением.

Невольно возникает вопрос: "Какое же свидетельство бесспорно?" Ответ несложен: в отличие от науки, здесь таких свидетельств нет и быть не может. Некоторые явления доказываются единообразием нашего опыта. Закон тяготения - это закон, потому что никто из нас не видел, чтобы тела ему не подчинялись. Однако если бы даже случилось все, о чем молятся люди, это никак не доказало бы того, что зовется силой молитвы. Молитва - это мольба, просьба. Самая суть просьбы, отличающая ее от приказа, в том, что можно ей внять, можно и не внять. Когда Всеведущий слышит просьбы довольно глупых созданий, Он, конечно, может их не выполнить. Неизменный "успех" молитвы не был бы свидетельством в пользу христианства. Это скорее волшебство, магия - способность некоторых людей впрямую влиять на ход событий. Несомненно, в Евангелии есть слова, на первый взгляд обещающие, что исполнится всякая наша молитва. Но есть там и другое. Самый Лучший из всех молившихся просил, чтобы чаша Его миновала. Она не миновала Его. После этого надо бы забыть представление о молитве как о "верном средстве".

Многие явления и законы доказываются не опытом, а опытами, искусственно подстроенными проверками, которые мы зовем "экспериментом". Можно ли провести эксперимент с молитвой? Не буду говорить о том, что истинный христианин не станет в этом участвовать, ибо ему ясно сказано: "Не искушай Господа Бога твоего"(2). Хорошо, это запрещено; но выполнимо ли это?

Представим себе, что какое-то количество людей (чем больше, тем лучше) согласятся между собой молиться шесть недель обо всех больных больницы. А и не молиться о больных больницы Б. Потом подсчитают результаты, и увидят, что в первой больнице больше исцелений, меньше смертей. Ради научной строгости можно повторить этот опыт несколько раз, в нескольких местах.

Но я не понимаюкак молиться в таких условиях. "...Слова без мысли до неба не доходят", - говорит король в Гамлете. Проговаривать слова молитвы и молиться - совсем не одно и то же; иначе для эксперимента годились бы обученные попугаи. Если цель наша - не исцеление, мы не сможем молиться о нем. За пределами эксперимента, в царстве молитвы, нет ни малейших причин желать исцеления одним больным, но не другим. Вы читаете молитвы не из жалости, а из научного любопытства. Что бы ни делали язык ваш, губы, колена, вы не молитесь. Таким образом, никакой эксперимент ничего не докажет и не опровергнет. Это не так уж и печально, если мы припомним, что молитва - мольба, и сравним ее с другими просьбами.

Мы молим и просим не только Бога, но и ближних. Просим передать нам соль, прибавить жалованья, кормить нашу кошку, пока мы в отъезде, ответить на нашу любовь. Иногда упросить удается, иногда - не удается. Однако и в случае удачи совсем не просто доказать с научной строгостью причинно-следственную связь между просьбой и согласием. Может быть, ваш сосед и сам кормил бы кошку, даже если бы вы забыли об этом попросить. Может быть, ваш начальник просто боится, как бы вас не переманили. Что же до любви, уверены ли вы, что стали бы просить, если бы прекрасная дама давно не избрала вас?

Друг, начальник, жена могут сказать вам и даже думать, что поступили так, а не иначе, потому что их попросили; мы можем не сомневаться в правдивости их и правоте. Но заметьте - уверенность наша не основана на научных опытах. Она порождена личными отношениями. Мы знаем не "что-то о них" - мы знаем их.

Убежденность в том, что Бог всегда слышит, а иногда - исполняет наши молитвы порождается точно так же. Тот, кто хорошо знает данного человека, лучше поймет, из-за просьбы или по иной причине он сделал то, чего мы хотели. Тот, кто хорошо знает Бога, лучше поймет, в ответ ли на молитву Он послал меня к парикмахеру.

Кроме того, мы неверно ставим вопрос, словно молитва - это колдовство или какой-то автомат. На самом деле она - либо чистый самообман, либо личное общение между неполным, как зародыш, созданием и совершенным Создателем. Молитва-мольба, молитва-просьба - лишь малая часть такого общения. Сокрушение - его порог, благоговение - его святилище, радость о Боге - его трапеза. Когда мы общаемся с Богом, ответ Его на мольбу - лишь следствие, и не самое важное.

И все же молитва-мольба разрешена нам и заповедана: "Хлеб наш насущный даждь нам днесь". Тут все непросто. Казалось бы, Всеведущий не нуждается в наших подсказках, Всемилостливый - в понуканиях. Но ровно так же Он не нуждается в посредниках, ни в живых, ни в неодушевленных. Он мог бы поддерживать нашу жизнь без пищи или дать нам хлеб, минуя земледельцев и пекарей, дать знание, минуя учителей, дать веру, минуя проповедников. Однако Он допустил соработничать с Ним и почву, и погоду, и животных, и мысль нашу, и волю. "Бог, - говорит Паскаль(3), - установил молитву, чтобы даровать Своему творению высокую честь: быть причиной". Не только молитву - эту честь Он дарует нам во всех наших действиях. Удивительно, что моя молитва может влиять на жизнь; ничуть не менее (и не более) удивительно, что на нее могут влиять мои поступки.

Мне кажется, Бог не делает Сам того, что может препоручить нам, людям. Он велит делать неуклюже и медленно то, что Он сделал бы блистательно и быстро. Он попускает нам пренебрегать Его велениями и терпит, если мы не сумеем их исполнить. Вероятно, мы очень слабо представляем себе, как соработничает конечная, хотя и свободная воля, с волею Всемогущего. Так и кажется, что Господь непрестанно сдерживает Себя, словно отрекаясь всякий миг от престола. Мы не просто потребители или зрители - нас удостоили участия в игре Господней. Быть может, это просто дело Творения, происходящее на наших глазах? Вот так, именно так Бог творит что-то - да нет, творит богов! - из ничего.

Сам я склонен в это верить. Но в лучшем случае это - лишь модель или символ. Что бы нам ни сказали, все - лишь подобие, лишь притча. Истина как она есть недоступна нашему разуму. Удовольствуемся малым, развеем дурные подобия и притчи. Молитва - не машина. Молитва - не магия. Молитва - не совет Богу. Как и всякое наше действие, она связана с действием Божьим, без которого ничего не значат все земные причины. Еще опасней считать, что те, чьи молитвы исполняются, - фавориты Господни, влиятельные при Его дворе. Одно лишь моление о чаше докажет, что это не так. Опытный и добрый христианин сказал мне суровые слова: "Я видел много исполненных молитв и много чудес, но они обычно даруются новоначальным - перед обращением, сразу после него. Чем дальше ты ушел по христианскому пути, тем они реже". Значит, Господь оставляет без ответа самых лучших Своих друзей? Что ж, Лучший из лучших вскричал: "Для чего Ты Меня оставил?" Когда Бог стал Человеком, Человек этот был утешен меньше нас, меньше всех. Здесь - великая тайна, и, если бы я смог, я бы все равно не посмел разгадывать ее. Сделаем другое: когда, вопреки вероятности и надежде, исполняются молитвы таких, как вы и я, не будем гордиться. Стань мы сильнее и взрослее, с нами обращались бы не так бережно и нежно.

Дмитрий Стахурский 26 сентября 2017

ЛЬЮИС (Lewis) Клайв Стейплз (1898-1963), английский писатель, филолог, христианский мыслитель и публицист. Во время Первой мировой войны проходил службу во Франции, с 1918 по 1954 в Оксфорде, в 1954-63 профессор медиевистики в Кембридже. Написал св. 40 книг, в т. ч. о творчестве Дж. Беньяна, повести в жанре фэнтези. Мировую известность ему принесли повесть «Письма Баламута» (1942), философско-религиозные трактаты «Любовь», «Страдание», «Чудо», в которых Льюис выступил энергичным апологетом христианства. Цикл для детей «Хроники Нарнии» написан в 1950-56 гг.

Клайв Стейплз Льюис родился 29 ноября 1898 г. в Ирландии. Первые десять лет его жизни были довольно счастливыми. Он очень любил брата, очень любил мать и много получил от нее - она учила его языкам (даже латыни) и, что важнее, сумела заложить основы его нравственных правил. Когда ему еще не было десяти, она умерла. Отец, человек мрачноватый и неласковый, отдал его в закрытую школу подальше от дома. Школу, во всяком случае, первую из своих школ, Льюис ненавидел. Лет шестнадцати он стал учиться у профессора Керкпатрика. Для дальнейшего важно и то, что Керкпатрик был атеистом, и то, что ученик сохранил на всю жизнь благодарное, если не благоговейное, отношение к нему. Многие полагают, что именно он научил Льюиса искусству диалектики. Так это или не так, несомненно, что Льюис попытался перенять (на наш взгляд, успешно) его удивительную честность ума.

В 1917 г. Льюис поступил в Оксфорд, но скоро ушел на фронт, во Францию (ведь шла война), был ранен и, лежа в госпитале, открыл и полюбил Честертона, но ни в малой степени не перенял тогда его взглядов. Вернувшись в университет, он уже не покидал его до 1954 г., преподавая филологические дисциплины. Курс английской литературы он читал тридцать лет, и так хорошо, что многие студенты слушали его по нескольку раз. Конечно, он печатал статьи, потом ? книги. Первая крупная работа, прославившая его в ученых кругах, называлась "Аллегория любви" (1936); это не нравственный трактат, а исследование средневековых представлений.

В 1954 г. он переехал в Кембридж, ему там дали кафедру, в 1955 г. стал членом Британской академии. В 1963 г. он ушел в отставку по болезни и 22 ноября того же года - умер, в один день с Джоном Кеннеди и Олдосом Хаксли.

Казалось бы, перед нами жизнеописание почтенного ученого. Так оно и есть. Но были и другие события, в данном случае - более важные.

Льюис потерял веру в детстве, может быть, когда молил и не умолил Бога исцелить больную мать. Вера была смутная, некрепкая, никак не выстраданная; вероятно, он мог бы сказать, как Соловьев-отец, что верующим он был, христианином не был. Во всяком случае, она легко исчезла и не повлияла на его нравственные правила. Позже, в трактате "Страдание", он писал: "Когда я поступил в университет, я был настолько близок к полной бессовестности, насколько это возможно для мальчишки. Высшим моим достижением была смутная неприязнь к жестокости и к денежной нечестности; о целомудрии, правдивости и жертвенности я знал не больше, чем обезьяна о симфонии". Помогли ему тогда люди неверующие: "я встретил людей молодых, из которых ни один не был верующим, в достаточной степени равных мне по уму - иначе мы просто не могли бы общаться, - но знавших законы этики и следовавших им". Когда Льюис обратился, он ни в малой мере не обрел ужасного, но весьма распространенного презрения к необратившимся. Скажем сразу, это очень для него важно: он твердо верил в "естественный закон" и в человеческую совесть. Другое дело, что он не считал их достаточными, когда "придется лететь" (так сказано в одном из его эссе - "Человек или кролик"). Не считал он возможным и утолить без веры "тоску по прекрасному", исключительно важную для него в отрочестве, в юности и в молодости. Как Августин, один из самых чтимых им богословов, он знал и повторял, что "неспокойно сердце наше, пока не успокоится в Тебе".

До тридцати лет он был скорее атеистом, чем даже агностиком. История его обращения очень интересна; читатель сможет узнать о ней из книги "Настигнут радостью". Занимательно и очень характерно для его жизни, что слово "joy" --"радость", игравшее очень большую роль в его миросозерцании, оказалось через много лет именем женщины, на которой он женился.

Когда он что-то узнавал, он делился этим. Знал он очень много, слыл даже в Оксфорде одним из самых образованных людей и делился со студентами своими познаниями и в лекциях, и в живых беседах, из которых складывались его книги. До обращения он говорил о мифологии (античной, скандинавской, кельтской), литературе (главным образом средневековой и XVI в.). Он долго был не только лектором, но и tutor'ом - преподавателем, помогающим студенту, кем-то вроде опекуна или консультанта. Шок обращения побудил его делиться мыслями обо всем том, что перевернуло его внутреннюю жизнь.

Он стал писать об этом трактаты; к ним примыкают и эссе, и лекции, и проповеди, большая часть которых собрана в книги после его смерти. Писал он и полутрактаты, полуповести, которые называют еще и притчами ? "Письма Баламута", "Расторжение брака", "Кружной путь". Кроме того, широко известны сказки, так называемые "Хроники Нарнии", космическая трилогия ("За пределы безмолвной планеты", "Переландра", "Мерзейшая мощь"), которую относят к научной фантастике. тогда как это "благая утопия", или, скорее, некий сплав "fantasy" с нравственным трактатом. Наконец, у него есть прекрасный печальный роман "Пока мы лиц не обрели", который он писал для тяжелобольной жены, несколько рассказов, стихи, неоконченная повесть. Многое из этого переведено, многое - уже издано у нас.

* * *

Когда здесь, у нас, вдруг открыли Льюиса, он показался очень своевременным. Тогда мы не знали, что именно в это время "там" - в Англии, в Америке - воскресает, а не угасает интерес к нему. В начале шестидесятых, после его смерти, довольно уверенно предсказывали, что интерес этот скоро угаснет совсем. Вообще в шестидесятых, а где - в пятидесятых, как-то быстро и бездумно приняли то, что откат влево, неизбежный после авторитарности, тоталитарности, всезнайства, окончателен и больше колебаний маятника не будет. Но они были, и слава Богу, что многим пришел на помощь именно Льюис, а не один из категоричнейших проповедников "веры-и-порядка любой ценой".

Нам казалось, что трактаты и эссе Льюиса в высшей степени современны, но степень эта, видимо, не была "высшей". Наверное, она и сейчас не высшая; однако теперь намного легче представить себе, что под каждым из них стоит нынешняя дата. Тогда мода на религиозность была, но не все об этом знали. Попытки выдать свои пристрастия за волю Божью тоже были, но как мало, как скрыто! А вот вседозволенность была и есть, и никакие моды с ней не справляются.

Льюис, просто и твердо веривший в Провидение, был бы рад, что его смогут читать многие и темы его важны для многих. Он был бы рад, если это так; я не знаю, так ли это. Сравнительно долгий, почти двадцатилетний, опыт "самиздатовской" жизни Льюиса подсказывает, что этот писатель разделил судьбу всего, что есть в христианстве, - он очень нужен (и не только христианам), его все время читают, но почти не слышат и не могут толком понять.

Если мы вынесем за скобки все беды "самиздатовского" слова - от искажений до вольной или невольной эзотеричности, - останется печальный факт: чаще всего в Льюисе ценят ум. Видимо, темнота наша и униженность дошли до того, что первым возникало ощущение причастности к какой-то очень высокой интеллектуальной жизни. Оксфордские коллеги Льюиса (не друзья, просто коллеги) этому бы удивились. Как всякого христианина, его считали старомодным и простодушным. Надо сказать, его это почти не волновало.

Конечно, умным он был, а вот высокоумным - не был. Обычно подчеркивают его логичность, и сам он подчеркивал ценность логичного размышления. Однако на свете уже немало книг, критикующих Льюиса именно со стороны логики. Ответить на них трудно, сторонники его просто ими возмущаются. Я долго не могла понять, почему не возмущаюсь, хотя очень люблю Льюиса. Наконец, кажется, поняла.

В "Размышлении о псалмах" (1958) Льюис пишет, что Послания апостола Павла никак не удается превратить ни в научный трактат, ни даже в прямое назидание, и, порассуждав об этом, прибавляет, что это хорошо: простое свидетельство христианской жизни само по себе важнее и трактатов, и назиданий.

Заключение это можно отнести и к самому Льюису. Все, что он писал, - это отчеты, заметки о христианской жизни. Его называют апологетом, а теперь даже - лучшим апологетом нашего века, но снова и снова думаешь, возможно ли вообще оправдать и защитить христианство перед лицом мира. Когда пробуют это делать, слушатели отмахиваются от любых доводов - из Аквината, из Августина, из Писания, откуда угодно. Несметное множество людей вроде бы не нуждается в доводах, но не хочет и проповеди, а спрашивает только действий поэффективней, то есть чистой, потребительской магии и чистого, плоского законничества. Но что описывать - сочетание магизма с легализмом много раз описано и обличено, даже в глубинах Ветхого Завета.

Словом, если человек не сломился (названий этому много - сокрушение, обращение, покаяние, метанойя), никакая логика и никакой ум не приведут его к христианству. В этом смысле совершенно верно, что для обращения Льюис не нужен. Он даже вреден, если без поворота воли, без "перемены ума" человек будет набивать себе голову более или менее мудреными фразами. Но тогда вредно все. Любые свидетельства вредны, если набивать ими голову, а не сердце. Именно это происходит нередко у нас. Вообще ничего не может быть опасней, чем дурное неофитское сознание: душа осталась, как была, а голова полна "последних истин" (пишу "дурное", потому что неофитами в свое время были и Августин, и Честертон, и сам Льюис). Собственно, вместо "неофит" лучше бы сказать "фарисей"; ведь опасней всего самодовольство, которое здесь возникает. Если же его нет, если человек сломился, сокрушился - жизнь его совершенно меняется. Ему приходится заново решать и делать тысячи вещей - и тут ему поможет многое. Он будет втягивать, как губка, самые скучные трактаты, что угодно, только бы "об этом". Льюис очень помогает именно в такое время.

Он очень важен для христиан как свидетель. Страшно подумать об этом, но ничего не поделаешь: каждый называющийся христианином - на виду. Каков бы он ни был, по нему судят о христианах, как по капле воды судят о море. Льюис - свидетель хороший. И людям неверующим видно, что он - хороший человек; это очень много, это - защита христианской чести. А уж тем, кто уверовал, "переменил ум", полезна едва ли не каждая его фраза - не как "руководство", а как образец.

Приведу только три примера, три его качества. Прежде всего Льюис милостив. Как-то и его и других оксфордских христиан обвиняли в "гуманности", и он написал стихи, которые кончаются словами: "А милостивые все равно помилованы будут" (перевожу дословно, прозой). Снова и снова убеждаясь в этом его качестве, которое во имя суровости отрицает столько верующих людей, мы увидим, однако, что он и непреклонно строг; это - второе. Прочитаем внимательно "Расторжение брака" - там не "злодеи", там "такие, как все". Взор Льюиса видит, что это - ад; сами они - что только так жить и можно, как же иначе? Льюиса упрекали, что в век Гитлера и Сталина он описывает "всякие мелочи". Он знал, что это не мелочи, что именно этим путем - через властность, зависть, злобность, капризность, хвастовство - идет зло в человеке. Он знал, как близко грех. Когда-то отец Браун у Честертона сказал: "Кто хуже убийцы? - Эгоист". Вот - суть, ворота, начало главного греха. Наверное, третьей чертой Льюиса и будет то, что он постоянно об этом пишет.

Кажется, Бердяев сказал, что многие живут так, словно Бога нет. К Льюису это не отнесешь. Самое главное в нем ? не ум, и не образованность, и не талант полемиста, а то, что он снова и снова показывает нам не эгоцентрический, а богоцентрический мир.

* * *

Льюис написал немало, но ни "Письма Баламута", ни сказки, ни романы не позволяли, пока он был жив, числить его среди крупнейших английских писателей, тем более классиков. Сейчас мы остановимся только на одной причине, может быть, все-таки главной.

Торнтон Уайлдер в "Дне восьмом" пишет о своем герое: "В конце концов и поклонники, и противники объявили его старомодным и на этом успокоились" (Перевод Б. Калашниковой). Казалось бы, можно ли назвать старомодными таких легких, даже слишком легких писателей, как Честертон и Льюис? Можно, отчасти из-за их простоты. Наш век не очень ее любит. У Льюиса, как и у Честертона, есть качества, совсем непопулярные в наше время: оба - намеренно просты, оба - раздражающе серьезны. Как и Честертон, Льюис очень несерьезно относился к себе, очень серьезно - к тому, что отстаивал. Льюис сказал, что из мыслителей XX в. на него больше всего повлиял Честертон, а из книг Честертона - "Вечный Человек". Действительно, она принадлежит к одной традиции и даже не по "жанру" (который, кстати, не должен удивлять страну, где жили и писали христианские мыслители от Хомякова до Федотова), а по здравомыслию и редкому сочетанию глубокой убежденности с глубоким смирением. Похожи они не во всем: Льюис рассудительнее Честертона (не "разумнее", а именно "рассудительнее"), строже, тише, намного печальней, в нем меньше блеска, больше спокойствия. Но, вместе взятые, они гораздо меньше похожи на своих современников. Какими бы эксцентричными ни казались их мысли, оба они, особенно Льюис, постоянно напоминали, что ничего не выдумывают, даже не открывают, только повторяют забытое. Льюис называл себя динозавром и образчиком былого; один из нынешних исследователей назвал его не автором, а переводчиком.

Как мы уже говорили, за годы, прошедшие с его смерти, весомость его заметно увеличилась. Может быть, она будет расти; может быть, он, как сказал Толстой о Лескове, "писатель будущего", и примерно по той же причине. Льюис нужен и весом всегда, когда игры в новую нравственность, вненравственность, безнравственность уж очень опасны, и людям больше не кажутся скучными слова "великий моралист".

Недавно так назвали Льюиса в одном из англоязычных справочников, причем между делом, словно это само собой разумеется. Когда-то в трактате о страдании Льюис писал: "--порою мы попадаем в карман, в тупик мира - в училище, в полк, в контору, где нравы очень дурны. Одни вещи здесь считают обычными ("все так делают"), другие - глупым донкихотством. Но, вынырнув оттуда, мы, к нашему ужасу, узнаем, что во внешнем мире "обычными вещами" гнушаются, а донкихотство входит в простую порядочность. То, что представлялось болезненной щепетильностью, оказывается признаком душевного здоровья". И дальше, приравнивая к такому карману то ли этот мир, то ли этот век: "Как ни печально, все мы видим, что лишь нежизненные добродетели в силах спасти наш род. Они, словно бы проникшие в карман извне, оказались очень важными, такими важными, что, проживи мы лет десять по их законам, земля исполнится мира, здоровья и радости; больше же ей не поможет ничто. Пусть принято считать все это прекраснодушным и невыполнимым ? когда мы действительно в опасности, сама наша жизнь зависит от того, насколько мы этому следуем. И мы начинаем завидовать нудным, наивным людям, которые на деле, а не на словах научили себя и тех, кто с ними, мужеству, выдержке и жертве".

Льюис - один из таких людей. Может быть, пора побыть с ним и поучиться у него.

Н. Л. Трауберг

Дмитрий Стахурский 14 сентября 2017

В лагере, где я трудился, была группа парней из церкви, которые позволяли себе курить и материться. При личном разговоре с ними выяснилось, что курение у них не запрещено в церкви, равно как и распивание вина (и др.)

Аргументируя свою позицию, юноши сослались на своего пастора, который сказал им, что в Библии нет запрета на подобные вещи.А так как нет, значит по совести они позволительны. Далее парни сказали, что они вовсе не зависимы от курения сигарет, просто позволяют себе несколько раз в месяц покурить. После нескольких предупреждений за такое поведение руководство лагеря отправили парней домой. На днях один из этих парней принял крещение.

Давайте мы сейчас не будем рассуждать о том, прав ли пастор, что учит подобному мировоззрению свою церковь.

Давайте также не будем ничего думать и о парнях, которые стали заложниками подобного мнения, которое они приняли со всем усердием.

Мои размышления касаются конкретно следующего: можно ли христианину делать то, о чем в Библии не написано и что она не идентифицирует как грех?

Так как писать можно много, а читать из нас любят немногие, я ограничу свои размышления несколькими абзацами.

Начнем с аргументации, которая поддерживает практику курения и распивания алкоголя (и др.).

Во-первых, апостол Павел ясно обозначил, что человеку все позволительно, но не все полезно (1Кор. 6:12; 10:23).

Во-вторых, Павел показал, что христианин свободен делать все, если его не осуждает сердце (Рим. 14:23).

Такие тезисы зачастую приводят защитники свободного взгляда на алкоголь и курение.

Но важно понимать и следующее:

1. Павел очень много акцентирует внимание на любви к ближнему (Рим. 13:10).

2. Одно из проявлений любви заключается в том, чтобы не делать того, что соблазняет брата или сестру во Христе.

3. Как яркий пример, Павел приводит ситуацию, связанную с употреблением идоложертвенного мяса. Здесь он точно подмечает, что пища нейтральна по отношению к духовному росту: она как не приближает нас к Богу, так и не отдаляет от Него. Верующий свободен есть мясо, которое было посвящено идолам (1Кор. 8:8). Но, если свободность поступка такого христианина соблазняет брата или сестру, то лучше ему навсегда отказаться от этого мяса ради любви к немощным верующим (1Кор. 8:13).

Итак, важно понимать следующее:

1. Если христианин согрешает против совести брата – он согрешает против Христа (1Кор. 8:2).

2. Если христианин в своей свободе и знании поступает так, что это соблазняет брата или сестру – он надменный человек (1Кор. 8:1).

Может ли современный христианин, который курит, но при этом он знает, что это соблазняет его братьев или сестер с уверенностью сказать, что он любит их любовью Христа? Павел на этот вопрос уже ответил.

Еще важным элементом является культура, в которой мы живем. Для современного отечественного мирского обывателя, протестант – это человек, который не курит, не пьет, не матерится и не прелюбодействует. Такое понимание сложилось в советские времена. Поэтому большим удивлением для таких людей являются христиане, у которых повторный брак (не по вине прелюбодеяния или смерти супруга), которые курят и пьют, но при этом являются ревностными членами церквей.

И последнее, если вы не знаете, как поступить по отношению к тем вещам, о которых Писание молчит, нужно изучить общие принципы для дальнейшего поведения. Их достаточно для того, чтобы понимать, к примеру, является ли кальян допустимым элементом для расслабления христианина (1Кор. 10:31; Кол. 3:17; Филип. 4:8).

"Один только шаг между мною и смертию". 1 Цар. 20,3

Сказано было, что вся жизнь есть приготовление к смерти. Псалмопевец говорит: "Кто из людей жил, и не видел смерти?" (Псал. 88, 49).

Наше время считается веком свободомыслия. Мы стремимся изменить мир и управляющие им законы посредством знаний, науки, изобретений, открытий, философии и материалистического мышления. Мы пытались поставить на престол ложных богов: деньги, славу, человеческий разум, но чтобы мы ни пытались делать, конечный результат остается тот же самый: "Человекам положено однажды умереть" (Евр. 9, 27).

В самом расцвете мы видим смерть на каждом шагу. Вой сирены машины скорой помощи, рекламы похоронных бюро, кладбища, мимо которых мы часто проходим, катафалк, движущийся посреди улицы - все напоминает нам, что смерть своей косой в любую минуту может подкосить нас. Никто из нас не может быть уверен, когда этот момент наступит, но мы все знаем, что он может придти в любую минуту.

Д-р Джон С. Вимбиш хорошо выразил это: "Наша жизнь висит на тонких ниточках. Могила зияет под нашими ногами на каждом шагу нашего жизненного пути. Смерть - враг всего мира. Даже цари должны склонить свою голову под ее лезвие. Ученый и врач стараются отогнать это чудовище от врат дворцов, но лукавая повелительница ужаса упорно проскальзывает мимо стражи, скользит по коридорам в королевские спальни и покрывает могущественных правителей своим темным плащом".

Каждый год сорок тысяч американцев садятся в свои автомобили, мало думая о том, что это будет их последней поездкой. Несмотря на все принимаемые меры предосторожности, еще дальнейшие тридцать тысяч людей погибают дома от несчастных случаев, когда мысль о смерти совершенно была далека от них. Ибо смерть беспрерывно косит людей, и несмотря на то, что медицинская наука и "инженеры безопасности" ведут против нее постоянную борьбу, смерть, в конце концов, всегда выходит победительницей.

Благодаря этой давнишней борьбе науки, мы теперь можем пользоваться преимуществом нескольких лишних лет жизни, но смерть все еще стоит в конце нашего пути, и продолжительность жизни рядового человека все еще не на много превышает библейский срок в семьдесят лет.

Болезни сердца попрежнему подкашивают слишком много наших граждан в расцвете их жизни. Рак вгрызается больно в тела тысяч людей. Туберкулез, болезни крови, детский паралич, воспаление легких требуют своей дани, хотя медицинские исследования сильно сократили их ежегодные размеры. Но как бы оптимистичны ни были статистические сведения, сколько бы ни повысилась средняя продолжительность жизни с начала нашего века, каковы бы ни были цифры убийств, самоубийств и других видов насильственной смерти, - неизбежный факт самой смерти остается неизменным - и это все таки наше последнее переживание на земле!

Читать далее →

ms f 2 августа 2017

Пуритане

Читая пуританские труды, я могу с уверенностью утверждать, что в них вы не найдете примитивности и очевидности в мышлении авторов. Мы знаем, что есть книги, которые неинтересно читать, потому что ты уже знаешь наперед, что там написано. А есть труды, которые написаны с глубокой богословской интуицией и эрудицией.

В наше время во многих (не во всех) академических трудах особенно ярко выделяется научная терминология. В некоторых пуританских же книгах авторы используют максимально простой язык, но весьма сложные конструкции мысли, что заставляет читателя прилагать усилия размышлять и перечитывать прочитанное (Оуэн, Эдвардс). Именно количество потраченного времени в осмыслении пуританских трудов отпугивает многих читателей. Их не просто читать. Но прочитав их, вы поймете, как прекрасно побывать на вершине богословского Эвереста.

Пуританские книги – это сокровищница протестантского золотого века. Золото тяжело добывать. Но его добывают, потому что его цена всем известна. Подобно и пуританские труды – тяжелые для чтения, но это золото богословской мысли нужно добыть, не смотря ни на что. Ведь самые лучшие труды те, которые объясняют Писание, жертву Христа, природу Бога, отношения Бога и человека. И пуританские книги – это именно то, что вам нужно для того, чтобы лучше понимать Слово Божье.

Читать далее →

ms f 20 июля 2017

ВСЕ дальше и дальше распространялась чудесная весть об Иисусе и Его любви, Петр понес ее в одну сторону, Павел - в другую, Фома - в третью. И так же было с остальными учениками. Они шли повсюду, проповедуя Слово, Везде, где они проходили, находились люди, с радостью слушавшие эту весть.

Во многих частях Европы, Азии и Африки люди начали верить в Иисуса. Не только большие, важные люди, но и простые люди тоже. Сотни и тысячи мальчиков и девочек начинали видеть в Нем своего Спасителя и Друга. Наставляемые родителями, эти дети узнавали, как Иисус пришел во исполнение пророчеств древних Писаний, узнавали о том, что Он был Тем, на Кого возлагали надежду еще Адам и Ева у ворот Едема, Тем, о ком писали Енох, Ной, Авраам, Моисей, Исайя и все другие пророки. Они также узнавали о той прекрасной жизни, которой жил Иисус, о том совершенном примере, который Он являл Собой с самого Своего детства, и затем о Его ужасной, трагической смерти на кресте, "дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную".

Они узнавали о Его воскресении из мертвых, о том, что Он не лежит сейчас похороненный в гробнице, нет, Он жив и сидит по правую руку от Бога на небесах, ожидая, когда наступит время возвращаться, чтобы забрать Свой народ домой.

Этот волнующий рассказ вновь и вновь повторялся по всему миру, и новая надежда входила в сердца людей. Они могли видеть, что Бог, никогда не забывающий о них, ниспослал Свой Лучший и Величайший Дар и желает даровать им в будущем еще более удивительные вещи.

Проходили годы, и эта благословенная надежда горела все ярче и ярче. Многие люди начали молиться, чтобы Иисус пришел скорее. Они жаждали увидеть Его так, как видели Его первые ученики в Галилее в те далекие дни. Они с нетерпением ожидали того дня, когда Он сдержит Свое обещание взять их в те обители, которые, как Он однажды сказал. Он во множестве приготовил для возлюбленных Своих.

Иногда люди пытались представить, как будет выглядеть их небесный дом. В том, что он будет прекрасен, они не сомневались. Иисус, во власти Которого все, что есть на небесах и на земле, позаботится об этом. Нет ничего, что бы Он не даровал для тех, кто любит Его. Но все же, что это будет за обитель?

Конечно, они читали то, что Бог сказал через Исайю: "Вот, Я творю новое небо и новую землю, и прежние уже не будут воспоминаемы и не придут на сердце", и были очень рады узнать, что они будут "строить домы и жить в них... Избранные Мои долго будут пользоваться изделием рук своих". Но все ли это, что они могли знать о будущем Царстве?

Зная о желаниях Своего народа, Иисус однажды отдернул занавес и позволил нам увидеть то, что нас ожидает. Поскольку Иоанн был любимым учеником, это видение было ниспослано ему. Он видел прекрасную картину так, как вы и я могли бы видеть ее на экране телевизора.

Описывая прекрасную родину детей Божьих, он говорит: "И я Иоанн увидел святый город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего", "Он имеет славу Божию; светило его подобно драгоценнейшему камню, как бы камню яспису кристалловидному".

Он видел, что тот город имеет двенадцать ворот, и каждые ворота сделаны из жемчужины. А что касается улиц, то они были из чистого золота. Все основания города "украшены всякими драгоценными камнями", мерцающими и переливающимися в свете, исходящем от трона Божия, поскольку "город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего; ибо слава Божия осветила его, и светильник его - Агнец".

Эта картина светилась перед глазами Иоанна, и он заметил там "чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл, исходящую от престола Бога и Агнца", а на другой стороне реки было чудо из чудес - дерево жизни, "двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждый месяц плод свой".

"Это, конечно, Едем, - подумал он, - милый старый Едем, восхитительной красоты родина, которую Адам потерял в начале нашей истории. Более прекрасный, чем когда-либо, он ожидает искупленных, чтобы стать их домом навсегда".

Иоанн, завороженный, наблюдал эту ослепительную картину и вдруг услышал "громкий голос с неба, говорящий; се. скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их; И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет; ибо прежнее прошло".

Чудесный дом! Не только потому, что там золотые улицы и жемчужные ворота, но и потому, что там царят вечный мир и счастье. В его пределах не будет ни тревоги, ни печали, и никто никогда уже не будет плакать.

И, что самое главное, там будет Иисус. "И узрят лице Его", Его доброе и светящееся нежностью лицо, такое прекрасное и спокойное, такое величественное и кроткое, лицо Царя и Друга. Как прекрасно будет глядеть в лицо Иисуса и видеть, что Он улыбается в ответ, приветствуя каждого из нас по имени; "Александр (или Мария), Я так рад, что ты здесь!"

И Иисус будет не только улыбаться и с радостью приветствовать нас. Он поведет нас "на живые источники вод" (Откр, 7:17). Где они будут, я не знаю, но мне кажется, я вижу Его, ведущего Своих детей в самые разные чудесные экспедиции. Кто знает, может быть, когда мы будем "восхищены... в сретение Господу на воздухе", Он возьмет нас в волнующее путешествие по планетам или даже на самые далекие звезды, по всей созданной Им Вселенной. А иногда, наверное, Он будет брать с Собой только мальчиков и девочек. Это будет действительно потрясающее путешествие! Можете вы представить себе эту картину: сотни тысяч детишек, все сияющие от радости, пышущие здоровьем и счастьем, устремляются через ворота святого города во главе с Иисусом?

Затем, по прошествии тысячи лет на небесах, когда Новый Иерусалим опустится на вновь сотворенную землю, захватывающие приключения, которыми мы будем наслаждаться вместе с Иисусом, будут продолжаться. И конца им не будет. С Ним. нашим Учителем и Путеводителем, мы обследуем всю Вселенную, познаем все секреты природы и вечно будем постигать величие Его могущества, будем удивляться Его мудрости и чуду Его любви. И это прекрасное будущее Он уготовил для тех, кто любит Его.

Вот какую картину увидел Иоанн много лет назад - картину, которая явилась новым ободрением для учеников тех далеких дней, и они стали с нетерпением ожидать того дня, когда Он вернется, и их мечта исполнится. И сегодня эта картина находится перед нашими глазами. Только сегодня это событие не относится к далекому будущему. Теперь осталось ждать недолго. Скоро надежда всех времен осуществится. Скоро Иисус, "сей Иисус", дорогой, чудесный Иисус придет в Своей силе и славе забрать тех, кто принадлежит Ему.

Сегодня каждому мальчику и девочке любой национальности, существующей под небом, Он посылает весть: "И вы будьте готовы, ибо, в который час не думаете, приидет Сын Человеческий" (Мф. 24:44). Он хочет найти нас, когда придет, готовыми идти домой, в то место, которое Он приготовил для нас.

Готовы ли вы? Отдали ли вы сердце Ему? Приняли ли вы решение быть, с Его помощью, хорошими, добрыми, честными - такими мальчиками или девочками, каких Иисус хочет видеть в Своем Царстве, такими, которым Он может доверить сокровища Нового Иерусалима? Да, такие мальчики и девочки будут счастливы во веки веков на Его родине, которая завтра ожидает искупленных.

Давайте же помолимся, чтобы Иисус сделал нас готовыми и сохранял эту готовность в нас до великого дня Своего появления!

ms f 7 июля 2017

Джерри Бриджес пишет:

Посвящая себя стремлению к святости, мы должны убедиться в том, что действительно посвящаемся Богу, а не просто — святому образу жизни или некоему набору моральный ценностей. Люди из поколения моих родителей были, в основном, честными, скромными, воздержанными и экономными. Они были посвящены этим ценностям, но не обязательно — Богу. Многие из них отличались высокой нравственностью и даже посещали церковь, однако они не были посвящены Богу. Они были посвящены не Богу, а своим ценностям.



Как верующие, мы должны проявлять осторожность, чтобы не совершить такую же ошибку. Можно быть посвященным христианским ценностям или ученическому образу жизни без посвящения Самому Богу. Однако Павел сказал: "Предоставьте себя Богу, посвятив себя при этом стремлению к святости, чтобы угождать Ему."
Мы не должны стремиться к святости ради того, чтобы быть хорошего мнения о себе или не выделяться на фоне нашего христианского окружения, или избежать чувства стыда и вины, которые следуют за актом греха, систематически проявляющегося в нашей жизни. Зачастую наша обеспокоенность грехом базируется на тех чувствах, которые он у нас вызывает. Греховные привычки, которые иногда называют «преобладающими пороками», вызывают у нас чувство поражения, а нам не нравится терпеть поражение в чем бы то ни было — будь то настольный теннис или борьба с грехом.



Однажды я проповедовал на семинаре о том, насколько для нас важно облечься в характер Христа и в то же время — стремиться избавиться от греховных привычек. После проповеди ко мне подошли несколько человек с просьбой помочь им справиться с каким-то конкретным грехом в их жизни. Все это, конечно, хорошо, но меня поразило, что никто не попросил помощи в обретении каких-либо качеств Христова характера. Поразмышляв о возможно причинах этого, я понял, что греховные привычки вызывают у нас чувство вины и поражения. Отсутствие же черт Христова характера обычно не производит такой же эффект, поэтому мы меньше мотивированы стремиться к переменам в нашей жизни.

ms f 4 июля 2017

Много замечательных мыслей о семье и браке вы найдете в этой книге, но парой мыслей хочется поделится с вами на этот день.


Где вам найти причины продолжать трудиться над вашим браком в те неутешительные моменты, когда вы этих причин не находите? Ну что тут можно сказать, - вы не будете искать их в своем партнере по браку. Он находится в том же состоянии, что и вы сами; ваш партнер по браку все еще несовершенный человек, нуждающийся в преображающей благодати Божьей. Вы не будете искать их в том облегчении, которое многие связывают с улучшением обстоятельств жизни. Вы все еще живете в разрушенном мире, который стенает и мучится. Вы не будете искать их в неглубоких стратегиях и методах; ваши борения имеют более глубокий характер. Вы найдете причины жить и двигаться дальше, только если возведете взор к небесам.

Если ваше сердце находит успокоение в дивной премудрости избрания могущественного Творца, это означает, что вы нашли причину жить и двигаться дальше. Если ваше сердце радуется неисчислимому множеству премудрых решений, которые были приняты, дабы соединить ваши истории, это означает, что вы нашли причину жить и двигаться дальше. Если ваше сердце исполнено благодарности за дивную благодать, которая была дарована вам обоим и до сих пор ниспосылается вам, это означает, что вы нашли причину жить и двигаться дальше. Вы не одиноки. Ваш творящий, владычествующий, преображающий Господь по-прежнему пребывает с вами. Он соединил ваши истории и вписал их в Свою великую искупительную историю. Пока Он Творец, пока Он Владыка и пока Он Спаситель, у вас есть причина жить дальше и любить друг друга, хотя вы еще не достигли совершенства, ради которого Он создал вас.

ms f 25 апреля 2017

У короля Англии родился долгожданный сын. С первого же дня своей жизни он был окружен ослепительной роскошью и неусыпной заботой. Принц подрастал, но с каждым годом становился все более молчалив, пока и вовсе не перестал говорить.

Однажды, на званом обеде, в присутствии многочисленных гостей, лакей подал королевичу бифштекс не с той стороны.

– Любезный, разве тебя не учили, как подавать бифштекс! – возмущенно воскликнул принц.

Все были поражены – наследник престола заговорил!

Старик-король, обливаясь слезами, спросил:

– Почему же, сынок, ты столько лет молчал?

– А что говорить, если все было нормально…

ms f 24 апреля 2017

Конфуций, странствуя по Востоку, заметил двух спорящих мальчиков и спросил, о чем они спорят:

Мудрые мальчики

– Я считаю, что солнце ближе к людям, когда только восходит, и дальше от них, когда достигает зенита, – сказал первый мальчик. – А он считает, что солнце дальше, когда только восходит, и ближе, когда достигает зенита.

И добавил:

– Когда солнце восходит, оно велико, словно балдахин над колесницей, а в зените мало, словно тарелка. Разве предмет не кажется маленьким издали и большим вблизи?!

– Когда солнце восходит, оно прохладнее, а в зените жжет, словно кипяток, – возразил второй мальчик. – Разве предмет не кажется горячим вблизи и холодным издали?

Конфуций не мог решить этого вопроса, и оба мальчика посмеялись над ним: «За что же тебя считают многознающим!?»