Я живу в маленькой хижине, которая находится на берегу моря в стране Галлии. Я живу не с настоящими родителями; своих родных родителей я даже и не помню и не знаю, кто они. А теперь расскажу, как я попала в эту хижину.

Однажды – было 9 часов вечера – поднялся страшный ураган и какой-то корабль разбился о рифы. На следующее утро, когда буря улеглась, на берегу нашли совсем маленького, полумертвого ребенка, а всех родных и близких этой крохотной девочки поглотило жестокое море.
Этим ребенком была я. Никто до сих пор не знает, как я оказалась на этом корабле и кто были мои родители и те пассажиры, которые погибли. На берегу меня заметил и подобрал один человек; он укутал меня в свое пальто и отнес в соседнюю деревню, где он жил в маленьком домике со своей женой и детьми. Эти добрые люди так ухаживали за мной, что сумели вернуть меня к жизни.
Хозяйка и соседи хотели отдать меня в городской детский дом. Но человек, который приютил меня, отказался сделать это. Он сказал, что удочерил меня и не жалеет об этом. Меня назвали Гуэн Эван, потому что их фамилия была Эванс; они были очень добры ко мне. Я называла их "папой" и "мамой", и они обращались со мной, как со своей родной дочерью. Кроме меня в семье было еще четверо детей, самому младшему из них было 4 года.
Это был очень грустный день для меня и для всей семьи, когда умер мой приемный отец. Мне тогда было 6 лет, и я боялась, что теперь меня отправят в приют, потому что иногда, когда у мамы бывало плохое настроение, она говорила, что у нее не хватает денег, чтобы содержать меня, а теперь, когда умер отец, у нее и в самом деле не будет денег.
Когда отец был жив, он работал на шахте, где добывали свинец. Шахтеры вообще очень редко доживают до старости: эта работа так сильно их изнуряет, что у них никогда не бывает хорошего здоровья. После похорон моя мать задумалась над тем, как прокормить себя и детей.
У отца была хорошая зарплата, но кроме него в семье больше никто не зарабатывал, и поэтому моя мама пошла к инспектору шахты и попросила принять Гюго, старшего из сыновей, которому должно было исполниться четырнадцать лет. Инспектор согласился, так как уважал отца мальчика, который, по его словам, был честным человеком и добросовестным работником. О Гюго же ходили разные слухи, из-за которых было бы очень трудно куда-либо пристроить его, и это несколько смущало его мать. Он был ленив и легкомыслен, а кроме того, водился с мальчишками, которые были намного хуже его и не могли научить его ничему хорошему. И теперь мать надеялась, что, как только он устроится на работу и у него появятся свои обязанности, он, безусловно, исправится.
Мари, которая была чуть помладше Гюго, устроилась прислугой на ферму. Она доила коров, мыла лохани изпод масла и сметаны, выдергивала сорняки в саду и работала в поле; хозяйка была довольна ее работой и хорошо относилась к ней. Но остальные дети работать еще не могли. Пьер, которому исполнилось одиннадцать лет, был калекой. Еще младенцем он сильно упал, ударившись спиной, и с тех пор был парализован; теперь он сидел у огня или спал перед дверью на солнышке.
Пока мама размышляла, что делать, как выпутаться из сложного положения, в которое мы попали после смерти отца, один из соседей посоветовал ей поселиться на пустыре на берегу моря. Эта площадь принадлежала коммуне, и каждый мог поселиться на ней с условием, что он построит дом в течение одной ночи и до утра разведет огонь. Соседи обещали маме построить хижину из глинистой земли, а затем обнести заборчиком часть пустыря, на которой можно будет устроить небольшой садик. Она купит гусей, будет ловить раков для продажи, таким образом, на зарплату Гюго и на те деньги, которые она заработает сама, стирая белье, мы вполне сможем прожить.
Когда мама, наконец, решила последовать их советам, она объявила мне, что я могу остаться с ней, а так как я уже достаточно большая, то должна буду ловить раков.
Ей было трудно вырастить меня, и теперь я должна сделать все, что в моих силах, чтобы заработать на свое существование. Я была очень рада, что меня оставили; я так боялась, что мне здесь не найдется места, и при мысли, что мы с Кором можем расстаться, мое сердце разрывалось на части. До сих пор я еще ни слова не сказала о Коре, но я просто уверена, что если начну рассказывать про него, то мне не хватит времени рассказать о себе. С того времени, как я себя помню, он очень много значил для меня. Его настоящее имя Корнелиус, он самый младший из мальчиков и в два раза старше меня.
Все говорят, что он неумелый, но ведь на то он и мальчик, и это естественно, что в домашнем хозяйстве он не все может делать так же хорошо, как девочки. У него пышные рыжие волосы и приятное лицо с обаятельной улыбкой. И потом, он такой добрый и доверчивый, что, по-моему, на свете нет другого такого мальчика, как мой брат Кор.
Я очень хорошо помню, как строили хижину: сначала соседи копали землю, а затем сложили ее в кучу на том месте, где должен был быть построен наш дом. Когда наступил вечер, двадцать человек из них собрались на условленном месте и начали строить, а мы стояли вокруг и наблюдали, так как они сказали нам, что мы будем им сильно мешать, если начнем путаться под ногами. Ряд за рядом вырастали стены нашего дома; и вот уже на них можно ставить крышу! Наконец, из пристроенных на стенах жердей соорудили водосток и покрыли его толстым слоем тростника, который рос тут же, около дома. В крыше сделали отверстие для трубы, которая тоже была сделана из земли. Тогда мама, собрав достаточное количество хвороста, вошла в дом и зажгла в камине огонь, а тем временем мы, дети, кричали от радости на улице, увидев клубы серого дыма, который легко подымался в свежий утренний воздух. А соседи, выполнив свою работу, ободрив и дав нам множество советов, покинули нас.
Каждый вернулся к себе домой по маленьким тропинкам, протоптанным в песке. А наша мать опустилась на стул около потухших головешек и начала плакать.
На следующий день соседи вбили колья, чтобы оградить наш садик, и пристроили к хижине дверь и два маленьких оконца. Вскоре все было готово, и мы могли спокойно войти в наше новое жилище. Здесь было две комнаты; и хотя они были очень маленькие и низенькие, мы были счастливы, может быть, потому, что все новое всегда чем-то привлекательно для детей. Мы Могли бегать вокруг домика, играть в зарослях вереска и ловить раков.
Мама купила дешевую веревку, и в неглубоком болотце они вместе с Кором растягивали ее на песчаном дне; затем, когда она становилась тяжелой и казалась полной, они вытаскивали ее на берег и складывали в кучки все, что на нее цеплялось. Я" в свою очередь, должна была выбирать этих блестящих раков из водорослей, камней и песка.
Иногда Пьер, собравшись с силами, спускался на пляж и помогал мне, но в основном, когда мы уходили на рыбалку, эта работа лежала полностью на мне. Когда корзина была полная, мы возвращались домой; и пока мама жарила креветки, мы с Кором готовили их к продаже. А до города нужно было пройти два километра по болотам.
Каждый год, летом и осенью, в городе было много купающихся и людей, которые проходили здесь курс лечения воздушными морскими ваннами. Так что мы без труда могли продавать здесь наших креветок. Кор нес корзину, а я его сопровождала, потому что, во-первых, я торговала лучше, чем он, я знала, когда мы могли прибавить франк, не нанеся убытка нашей продаже, а во-вторых, мама думала, что я смогу вызвать у людей жалость. Чаще так и происходило: иногда мне давали монету, говоря, что это для меня, но я все относила маме. Я была такая маленькая, что казалась младше своего возраста.
Каждый раз, когда я должна была идти в город, мама тщательно расчесывала мои длинные белокурые волосы и мыла мне лицо и руки. Лишь одежда была в лохмотьях, а голые ноги покрыты грязью. А Кор никогда не причесывался и не умывался; все это, по его мнению, было лишней тратой времени.