Патриция Сент Джон
"Добрый Пастырь"
Оглавление
Глава 1. Планы на каникулы ....
Глава 2. Вигвам ....
Глава 3. Терри
Глава 4. Потерянный ягнёнок
Глава 5. Прекрасная идея
Глава 6. Неудачное чаепитие
Глава 7. Побег
Глава 8. Новый друг
Глава 9. Овцы Мои слушаются голоса Моего
Глава 10. Несчастный случай
Глава 11. Снова у священника
Глава 12. Письмо
Глава 13. Вылазка при луне
Глава 14. Полуночное приключение
Глава 15. Блаженнее давать
Глава 16. Мы зарабатываем деньги
Глава 17. Секрет
Глава 18. Терри дома
Глава 19. Я утешена
Глава 20. Рождество
Глава 1. Планы на каникулы
На склоне невысокого холма, утопая в зелени фруктового сада, стоял большой белый дом, в котором жили дядя Питер, тётя Маргарет, Филипп и я. Мы с Филиппом занимали двухкомнатную мансарду. Окна моей комнаты выходили в сад, за которым раскинулся огромный луг, покрытый множеством цветов. А из комнаты Филиппа виднелся наш любимый лес и живописные горы.
Я любила эти горы. Иногда они выглядели близкими и зелёными, а иногда далёкими и туманными. В такое время мне казалось, что там находится сказочная страна. И я мечтала быстрее вырасти, чтобы попасть туда.
Чуть ли не каждое утро Филипп приходил в мою комнату, и мы наслаждались пением птиц, любовались восходом солнца, разгорающимся над долиной, придумывали разные истории о невиданных животных, которые будто бы живут на склонах гор.
Филиппу было почти одиннадцать лет. Он был старше меня на полтора года, и я любила его больше всех. Он был добрый, мечтательный, немного медлительный в принятии решений, но исполнительный и честный в любом деле. Филипп был моим другом, защитником и утешителем. За исключением занятий в школе, мы были неразлучны.
Внешне мы сильно отличались друг от друга, хотя и были родными. Филипп - коренастый, с большими серыми глазами и круглым, всегда спокойным лицом; я же - маленькая, худая, с чёрными спутанными волосами и острым подбородком. Филипп - мягкий и послушный, я - резкая и непокорная. Тётя Маргарет явно отдавала предпочтение Филиппу, а, глядя на меня, сокрушённо покачивала головой и вздыхала.
Мы с Филиппом уже пять лет жили у тёти Маргарет и почти забыли, как выглядят наши родители. Они отплыли в Индию, когда мне было всего лишь четыре года. Конечно, мама предполагала вернуться раньше, но помешала война. Тётя Маргарет часто повторяла, что мама будет недовольна моим поведением, потому я не особенно хотела её возвращения и желала отдалить, насколько возможно, это предполагаемое разочарование. Правда, мы получали письма, в которых мама писала, что любит меня, но я была уверена - это от того, что она ещё не знает меня по-настоящему, и когда приедет, то полюбит Филиппа гораздо больше. А он, несомненно, ответит ей тем же: он всегда и всех любит, а мне хотелось, чтобы Филипп любил только меня!
В общем, жили мы с Филиппом дружно. Любимым нашим занятием было наблюдение за птицами. Мы вели дневник, в котором описывали их повадки, гнёзда и песни. Филипп сам сделал для этого толстый блокнот и вёл записи чисто и аккуратно. Я рисовала гнёзда и птичьи яйца, когда нам удавалось найти их. Правда, мои рисунки не отличались особой точностью.
В первый день пасхальных каникул, ранним утром, Филипп пришёл в мою комнату с блокнотом и карандашом. Мы залезли на подоконник и, наслаждаясь пением птиц, принялись составлять план на каникулы. Разговаривали мы шёпотом, чтобы не разбудить тётю Маргарет и дядю Питера, спальня которых находилась как раз под нашим окном.
-Если бы у меня был фотоаппарат... - мечтал Филипп. - Я стал бы естествоиспытателем и, может быть, даже книгу о птицах написал... Руфь, а сколько денег в нашей копилке?
- Сорок четыре пенса,*( * Мелкая английская монета ) - ответила я так же грустно, как он спросил.
- Может, уже больше?
Я принесла нашу сокровищницу, и мы, в который раз, принялись пересчитывать деньги, надеясь, что в прошлый раз ошиблись. Мы давно собирали деньги на фотоаппарат, используя малейшую возможность заработать, но, к сожалению, их было совсем недостаточно, чтобы купить его.
- Сорок четыре, - вздохнул Филипп. - Пока мы их накопим, я буду уже в пансионе...( ** Закрытое среднее учебное заведение с общежитием). Руфь, неужели нельзя побыстрее заработать?
Я печально смотрела в окно и не могла ничего придумать.
А за окном хозяйничал апрель. Белая кипень цветов, похожая на пенистые морские волны, ярко зелёные кудри фруктовых деревьев - всё было так прекрасно, что мы скоро успокоились и даже забыли о деньгах.
- Дятел! - вдруг прошептал Филипп и так высунулся из окна, что чуть не вывалился. - Вон, смотри, на сливе!
Я вытянула шею и с трудом разглядела небольшую птичку, которая бегала по стволу и, постукивая клювом по коре, ловко извлекала насекомых. Филипп долго наблюдал за дятлом, запоминая все движения. А когда он улетел, сразу же схватил карандаш и стал подробно описывать.
- Руфь, давай сегодня пораньше пойдём в лес! Знаешь, что я придумал? - восторженно произнёс, он. - Мы сделаем там штаб и будем прятать карандаши и бумагу, чтобы не носить каждый раз. Ведь мы теперь будем часто ходить в лес! От восторга я чуть не свалилась с подоконника. - Как хорошо, что нам не нужно заниматься, Фил! Каникулы - это такая прелесть!
Внизу давно уже проснулись дядя с тётей, а мы всё ещё мечтали о приключениях в лесу, о неизвестных птицах и новых гнёздах.
- Нужно сегодня побыстрее управиться с домашними делами, - нетерпеливо заявила я, - и сразу же ускользнуть из дому, а то тётя придумает ещё какую-нибудь работу. А если она спросит, куда мы идём, скажем: собирать дрова. Мы ведь можем принести немного, правда? А вообще, я не понимаю, почему мы должны работать в каникулы?
Я моментально вскочила и минут через десять, аккуратно причёсанная, в чистом переднике была на кухне.
- Тётя, я хочу помочь тебе, можно? Обычно я появлялась на кухне только к завтраку, поэтому мой вопрос очень удивил тётю Маргарет.
- Конечно, - ответила она, стараясь скрыть изумление. - Можешь накрыть на стол.
Всё шло, как было задумано. Мы быстро проглотили завтрак и с нетерпением ждали, когда дядя Питер и тётя Маргарет, рассуждая о предстоящем дне, выпьют свой кофе. Наконец дядя Питер вышел из-за стола. Тётя Маргарет повернулась к нам:
- А вы чем думаете заниматься?
Ответ у Филиппа уже был готов.
- Как только закончим свою работу, пойдём в лес собирать хворост. - Хорошо, - согласилась она, взглянув на нас довольно-таки подозрительно. - Не забывайте, что по утрам вы всегда нужны мне. Руфь, ты уже не маленькая и должна помогать по дому. Приберись в гостиной, а там будет видно.
Я быстро взялась за дело: наспех перемыла посуду, схватила тряпку, швабру и отправилась в гостиную. Наскоро протёрла пол, второпях смахнула пыль. Я собрала мусор, но выносить его не стала, чтобы не тратить на это время и, немного подумав, сунула его под ковёр. Затем на цыпочках вернулась на кухню, поставила на место швабру и, как молния, вылетела через парадную дверь.
Свобода! Апрельское утро, солнце, птицы! Я закружилась, как вихрь, и неожиданно наткнулась на Филиппа, чуть не сбив его с ног. Но он привык к моим выходкам и совсем не удивился.
- Ты уже закончила свою работу?
- Да, а ты?
- Нет ещё. Мне надо порубить эти палки на мелкие щепки для растопки. Пожалуй, освобожусь не скоро.
- Но мы ведь не можем задерживаться! Ты и так уже много сделал. Если мы спрячем эти палки, никто не узнает, что ты не всё расщепил! Быстро давай их сюда! - командовала я. - Они ещё пригодятся, когда нас пошлют собирать хворост.
И прежде, чем мой более совестливый брат смог возразить, я бросила оставшиеся палки в яму и присыпала сверху сухими листьями.
Освободившись, таким образом, от работы, мы понеслись к лазейке в зелёной изгороди прямо по росистой траве, усеянной лютиками и первоцветом. Лазейка была нашей тайной, потому что за калиткой тётя Маргарет могла следить из окна кухни, а мы иногда предпочитали входить и выходить незаметно для неё.
Мы помчались, что есть духу, но вскоре я отстала от Филиппа, потому что увидела на лугу небольшое стадо овец и козу с весёлыми длинноногими козлятами, весело скакавшими среди маргариток. Я подбежала к ним и остановилась. Один из ягнят, белый в чёрных чулочках, заметив меня, с приветственным блеянием бросился навстречу. Я присела, протянула руки, и он начал лизать моё лицо своим тёплым шершавым язычком.
-Филипп, иди сюда! Скорее! - позвала я. Филипп подбежал, и мы сели на траву. Ягнёнок бодал нас, облизывал и прыгал от одного к другому. Подошёл старый пастух, мистер Тедди, и, любуясь нашей игрой, сказал:
- У него нет матери. Его выкормили из бутылочки, потому он не боится людей. Другие овцы всегда отталкивают его, и он так часто попадает в беду!
Как только пастух заговорил, ягнёнок спрыгнул с моих колен и подбежал к нему. Мистер Тедди взял его на руки.
- Он хорошо знает мой голос, - приятно улыбаясь, заметил пастух и, спрятав малыша под накидку, пошагал к загону.
- Пойдём, Руфь, мы теряем время! - опомнился Филипп.
Мы вскочили и со всех ног бросились к заветному перелазу в конце этой просторной лужайки.
Глава 2. Вигвам
Наконец мы в лесу! Свернув с тропинки, мы вскоре пришли на какую-то поляну. Филипп растянулся на мягком мху, а я присела рядом.
- Руфь, мы построим наш штаб здесь! - заявил он, осмотревшись. - Видишь вот это дерево? Оно будет опорой. Насобираем веток, поставим их наклонно к центру и свяжем все вместе. С одной стороны оставим небольшое отверстие, чтобы можно было пролезать. А внутри застелем папоротником и мхом, будет мягко и удобно. Снаружи, у задней стенки, выкопаем яму, обложим её камнями, и будем хранить в ней свои запасы и сокровища. Это будет обыкновенный шалаш. У чернокожих он называется вигвамом.
- Вставай, Фил! - нетерпеливо тормошила я брата. - Давай быстрее строить наш вигвам!
Мы с увлечением принялись за дело. Вскоре каркас шалаша был прочно укреплён, но, чтобы закончить постройку, понадобилось ещё несколько дней.
Каждое утро я быстро наводила порядок в гостиной, и мы мчались в лес. Куча мусора под ковром становилась всё больше и больше, но моё небрежное отношение к делу пока ещё не было замечено.
Какими чудесными были эти утренние часы в лесу! Мы уходили в разные стороны и через некоторое время возвращались к вигваму с охапками папоротника или каких-нибудь веток. Каждый раз мы обнаруживали что- нибудь интересное и при встрече, рассказывая об этом друг другу, захлёбывались от восторга.
Однажды я переплетала ветки одной из стен нашего вигвама и услышала шум летящей птицы. Мимо пронеслась бурая сова, едва не задев меня крыльями. Я оставила работу, залезла на дерево и, как белка, поднимаясь всё выше и выше, искала гнездо. На самой верхней развилке, среди пушистых бурых перьев, словно в соломенной колыбели, лежало единственное белоснежное яичко. Я спустилась немного пониже, уселась на ветку и, раскачивая ногами, посмотрела вокруг. Горные склоны казались туманными от голубых колокольчиков, среди которых лишь изредка виднелись жёлтые огоньки лютиков. Вдруг я заметила Филиппа. Он медленно шёл по лесу с охапкой папоротника. - Филипп! Скорее поднимайся сюда! - позвала я.
Через несколько минут он был уже на дереве, и мы вместе рассматривали гнездо. Вскоре мы заметили сову. Она сидела на соседнем буке и сердито хлопала жёлтыми глазами. Мы решили, что лучше спуститься вниз, и как только спрыгнули на землю, птица расправила свои большие крылья и устремилась к гнезду, где лежало её "сокровище".
Всю неделю мы незаметно убегали из дому, и всё шло благополучно. Тётя Маргарет, казалось, не была против того, что мы проводили время по своему усмотрению. Иногда я видела её уставшей, но успокаивала себя тем, что это не моё дело. Ведь я на каникулах и могу проводить время, как мне нравится!
Как-то утром тётя Маргарет остановила меня как раз в тот момент, когда я собиралась выскользнуть из дома.
- Ты куда, Руфь? - поинтересовалась она.
- В лес. С Филиппом, - нехотя ответила я. - Я ведь всё сделала: и посуду перемыла, и в гостиной убрала... Фил ждёт меня, - кивнула я, намереваясь уйти, но тётя крепко схватила меня за руку.
- Я думаю, что Филипп сегодня обойдётся и без тебя. Ты нужна мне. Я буду стирать, а ты последишь за машиной и поможешь повесить бельё. Пора уже привыкать к домашней работе, ты уже достаточно выросла для этого!
- Но сегодня мне обязательно надо быть в лесу! - упрямо произнесла я, глядя на тётю исподлобья и сердито ковыряя носком землю.
Мне так хотелось освободиться от её руки!
- Прежде всего, нужно слушаться старших, - строго сказала тётя, не отпуская меня. - После стирки пойдёшь в лес, а если будешь упрямиться, я накажу тебя, и ты весь день будешь сидеть дома. Нельзя быть такой ленивой и эгоистичной!
Тётя Маргарет пошла на кухню, а я, еле сдерживая негодование, скрепя сердцем поплелась за ней. Я была вне себя: сегодня, возможно, вылупится совенок, а я пропущу такой момент! Филипп увидит всё без меня, разве это справедливо? Я решила быть как можно непослушнее и капризнее. Пусть тётя пожалеет, что оставила меня!
Я уже стояла возле тёти Маргарет, как вдруг дверь с чёрного входа приоткрылась и показалась голова Филиппа. По-видимому, он очень спешил закончить работу в саду, потому что лицо его было красным, а волосы взъерошенными.
- Руфь, ты идёшь? - спросил он.
- Нет, - коротко ответила тётя. - Руфь будет помогать мне. Ты поиграй один, Филипп. Она освободится после обеда, если будет вести себя хорошо.
О, как я была несчастна в это утро! Чтобы как-то отомстить тёте, я строила гримасы, вздыхала, зевала, пинала всё, что попадалось под ноги. Но тётя Маргарет делала вид, что ничего этого не замечает, и это особенно раздражало меня: какая польза дуться, когда на тебя даже не смотрят!
В конце концов я добилась своего: тётя обратила на меня внимание. Закрывая дверь, я нечаянно уронила миску, и чистые носовые платочки, которые должна была развесить, вывалились на землю. Теперь тётя по-настоящему рассердилась. Она крепко сжала губы и, кажется, готова была наказать меня.
- Как тебе не стыдно, Руфь?! - сдержанно произнесла она. - Я запрещаю тебе ходить в лес. Будешь целую неделю сидеть дома! Может быть, таким образом ты станешь послушнее и аккуратнее. А теперь иди куда хочешь! Мне только жаль твою маму... О, как она расстроится, когда увидит тебя такой неряшливой!
Тётя Маргарет собрала грязные платочки и ушла в дом. Я топнула ногой и, проглотив слёзы обиды, направилась к калитке, решив идти навстречу Филиппу, потому что до обеда оставалось ещё много времени.
Утро было очень тихое и тёплое. Влажная дымка повисла в воздухе. После ночного дождя всё дышало свежестью и издавало приятный аромат. А я, крайне расстроенная, с заплаканным лицом и гневными мыслями, словно нарушила прекрасную гармонию окружающего мира. Я невольно остановилась.
Вот деревья, они без шума и крика исполняют свой долг. Каждая раскрывающаяся почка - чудо, каждый листик - совершенство. Ни раздражения, ни спешки - как прекрасно всё! Постепенно эта умиротворённость успокоила меня. Уже с сожалением я подумала: какой прекрасной была бы моя жизнь, если бы я смогла стать хорошей. Не часто посещали меня такие мысли и желания, но сейчас я совершенно искренне хотела быть доброй и жить в гармонии с Божьим миром. Я так сильно желала этого, что, подняв руку к небу, воззвала:
- Боже! Я не хочу быть эгоисткой, я так хочу быть хорошей, терпеливой, но у меня ничего не получается!
Я ещё никогда не молилась так. Правда, я слышала о Боге, но сердцем своим была так далеко от Него! Мне показалось, что слова молитвы растворились в воздухе и никто не услышал их.
Разочарованно пожав плечами, я пошла дальше.
"Никогда я уже не изменюсь. Так и буду всегда противной и злой, - размышляла я. - Никто никогда не будет любить меня..."
Я лениво брела по тропинке и старалась успокоиться, представляя, что делает в лесу Филипп.
Через некоторое время я увидела его, возбуждённого и радостного, бегущего мне навстречу.
- Я видел, как проклёвывается яйцо! - приблизившись, сообщил он. - Когда сова улетела, я залез на дерево и заметил, что скорлупа уже треснула, а плёночка под ней движется вверх-вниз, словно дышит. Я долго не мог задерживаться там, потому что яйцо может застыть, если сова не будет сидеть на нём. Сейчас она в гнезде...
Как жаль, что мне нельзя пойти и посмотреть! Я сразу же рассказала Филиппу о всех неприятностях. Как всегда, он утешал меня, и я немного ободрилась, хотя отлично знала, что не заслуживаю и малейшего сострадания. Но всё неприятное забывается быстро, и незаметно наш разговор перешёл на другую тему. Мы стали обсуждать, чем будем заниматься во второй половине дня.
Глава 3. Терри
Прошло уже несколько дней, как мы закончили постройку нашего вигвама. По- моему, он был уютным и красивым, будто небольшой домик. В тайнике мы спрятали некоторые продукты и дневник наблюдений. Пол застлали мхом, словно одеялом. Стало так хорошо!
Маленькие птенцы уже оставили свои гнёзда. Мы с наслаждением наблюдали за их неуверенным полётом и за тем, как они барахтались во мху и пронзительно пищали, взывая к матери о помощи. Совёнок тоже подрастал. Он походил на комочек серой ваты с крючковатым клювом и жёлтыми глазами. Казалось, он не имел ничего против, что мы держали его в руках. Сегодня с гор дул сильный ветер. Он словно подгонял нас, и мы всю дорогу бежали. Мы летели как будто на крыльях, и это сильно забавляло нас. Добежав до вигвама, мы совершенно запыхались от бега и смеха, и нам не терпелось поскорее отдохнуть на мшистом полу в прохладном затишье. К моему удивлению, Филипп, наполовину забравшийся в отверстие вигвама, вдруг начал пятиться.
- Вигвам оккупирован! - растерянно прошептал он.
- Кем? - возмутилась я, немного отступая.
- Я плохо рассмотрел. Там, по-моему, какой-то мальчик.
- Это ведь наш вигвам! Пусть он убирается оттуда по-хорошему, - решительно произнесла я. В ответ не было ни звука.
- Выходи! - громко приказал Филипп. Ответа не последовало.
- Может, он мёртвый? - предположила я.
- Нет, я видел, как он потягивался. Мы стояли в нерешительности.
- Надо ещё раз посмотреть на него, - предложил Филипп. - Может, он глухой?
Филипп опустился на четвереньки и осторожно заглянул вовнутрь, а затем наполовину исчез в отверстии.
- Почему ты молчишь, Фил?! - нетерпеливо дёрнула я его за ногу. - Что вы там делаете?
- Мы просто смотрим друг на друга. Это обыкновенный мальчик. Затем он обратился к незнакомцу:
- Это наш вигвам, уходи отсюда!
- Ни за что! - возразил мальчик.
- Тогда я вытащу тебя за ноги! - пригрозил Филипп.
- Ну и что! Я схвачусь за стены, и ты потащишь меня вместе с ними!
Наступило молчание. Мальчики изучающе разглядывали друг друга, а я, охваченная нетерпением и негодованием, не знала, что делать.
- Я придумал, - сказал наконец Филипп. - Давай организуем поединок, как в исторических книгах!
-Что?
По голосу чувствовалось, что его обладатель не понял, чего от него хотят.
- Поединок, - повторил Филипп. - Это борьба двух человек, которые в чём-то не согласны. Выходи, будем бороться! Если я тебя осилю, ты уйдёшь, а если ты, - мы разделим с тобой наш вигвам: ведь мы же строили его!
Незванный гость согласился. Филипп выполз из отверстия и покатился по земле, освободив выход для незнакомца. Я была очень сердита, но когда увидела выползающего мальчика, облегчённо вздохнула. Он почему-то понравился мне, и я захотела узнать, кто он.
"Конечно, Филипп выиграет! - подумала я. - Однако мне очень хочется, чтобы мальчик остался с нами".
Незнакомец был небольшого роста, похоже, ровесник Филиппа.
Одежда на нём была бедная и явно мала. Глаза - яркие, как у дрозда, лицо - загоревшее, покрытое веснушками. Густые волосы ниспадали на лоб, и их вид напоминал мне разворошенную солому на крыше. В руках он держал букет лютиков. Бережно положив его на землю, мальчик предупредил:
- Не трогай, пока я не расправлюсь с этим зазнайкой!
Поединок начался совсем не по правилам. Раньше, чем Филипп успел приготовиться, мальчик налетел на него и сразу же ударил кулаком в челюсть. Филипп, застигнутый врасплох, не успел ещё ничего сообразить и тут же получил ещё один удар в ухо. Даже после этого он растерянно стоял, моргая глазами, и не двигался с места.
- Бей его, Фил! - завопила я и, чтобы отвести душу, ударила ногой по ближайшему дереву.
Когда, наконец, Филипп пришёл в себя, началась настоящая борьба. Он был сильный и упрямый, как бык, а его противник напоминал маленького хорька. Мальчик изгибался и изворачивался, подпрыгивал и извивался. Мускулы на его худых смуглых руках напряглись, губы плотно сомкнулись. Он наскакивал снова и снова, а Филипп прочно стоял на одном месте, без промаха нанося сильные ответные удары. Это был захватывающий поединок, и я, словно зритель на трибуне, закусывала губу и переживала за них.
И всё-таки незнакомец выиграл. Сделав вид, что собирается прыгнуть на шею Филиппу, он бросился ему под ноги и свалил на землю. Филипп ещё не сообразил, что случилось, а мальчик сидел уже на его груди и изо всех сил колотил кулаками. - Перестань! - хладнокровно остановил Филипп. -Ты победил, - Конечно, победа за мной! - вставая, гордо произнёс незнакомец. - Но я не нуждаюсь в твоём примитивном шалаше. Я и сам мог бы построить гораздо лучше!
Он поднял цветы, намереваясь уходить, но Филипп удержал его.
- Подожди, давай вместе позавтракаем! Места в вигваме хватит и для тебя. А потом ещё раз поборемся!
- Я не против, - ответил мальчик.
Правда, мы ещё не проголодались, как следует, но поняли, что должны чем-то соблазнить его остаться. И действительно, при слове "завтрак" с мальчиком произошла удивительная перемена: он больше не выглядел угрюмым и скучным, на лице появился явный интерес. Ни слова не говоря, он сразу же опустился на мох.
Вероятно, мальчик был сильно голоден. Мне ни до того, ни после не приходилось видеть, чтобы кто-нибудь ел с такой быстротой. Мы едва успели раскрыть наш пакет с бутербродами, как он набросился на них и молча съел три штуки, пока мы с Филиппом жевали по одному. Когда исчезла последняя крошка, он слизал джем с обёртки и, заложив руки за голову, лёг. Мы последовали его примеру.
Мы ощущали себя довольными и счастливыми. Мягкая трава приятно щекотила наши лица, сквозь листву проникали тёплые лучи послеобеденного солнца, а в верхушках деревьев шелестел ветер.
- Как тебя зовут? - спросил Филипп.
- Терри, - ответил мальчик, держа в губах травинку.
- А сколько тебе лет?
- В августе будет одиннадцать.
- Где ты живёшь?
- В долине, около ручья.
- А у тебя есть братья и сёстры?
- Нет, только мама.
- А где отец?
- Отца нет.
- Зачем тебе эти цветы?
- Я собираю их, а мама продаёт в городе.
Немного помолчали.
- Хочешь посмотреть гнездо совы? - вдруг предложила я.
- Вот это? - указал он на дерево. - Я уже видел его. В прошлом году я приручил одного совёнка. Он жил у меня дома почти два месяца.
Я возмутилась: это гнездо нашей совы! Кто дал ему право забираться туда? Но Филипп тут же наклонился к Терри и спросил:
- А ты знаешь другие гнёзда? Мальчик взглянул на нас свысока.
- Я знаю почти все гнёзда в лесу!
- Покажи нам их, Терри! - вскочил Филипп. Мальчик нехотя поднялся и окинул нас взглядом с ног до головы, как бы раздумывая, заслуживаем ли мы доверия.
- Ладно! - кивнул он в знак согласия и нырнул в кусты.
Это был поистине изумительный день, после которого я чувствовала себя совершенно обессиленной. Моё платье было изорвано, потому что я неизменно следовала за Терри, которого не останавливали никакие препятствия. Мы то по колено забредали в пруд, чтобы посмотреть гнёзда камышовки, то карабкались на высокие деревья в поисках вороньих гнёзд. Мы проверяли дупла и наблюдали, как влетал и вылетал скворец. Лес открыл нам свои тайны, и мы узнали о нём за это короткое время гораздо больше, чем за все предыдущие дни вместе взятые.
Солнце уже садилось, и надо было идти домой. - До свидания, Терри! - попрощались мы, но всё ещё медлили уходить. Неужели на этом закончится наше знакомство? Захочет ли этот незаурядный мальчик снова встретиться с нами?
- Вы завтра придёте? - просто спросил Терри, и мы облегчённо вздохнули.
С этого момента Терри считался нашим другом.
Глава 4. Потерянный ягнёнок
Мы встречались с Терри почти каждый день, и время, проведённое с ним, пролетало чрезвычайно быстро. Он водил нас по самым затаённым местам, известным только ему, и показывал свои секреты: гнёзда, берлоги, норы. Мы научились распознавать по следу разных животных, различать птиц по их крикам и понимать, что они означают. Терри таскал нас через болота и трясины, где мы находили самые ранние цветы, показывал, где можно собрать редкие орхидеи. Он открыл перед нами новый, удивительный мир, и мы полюбили этого мальчика, восхищаясь его глубокими знаниями лесной жизни.
Раньше я неприязненно относилась к друзьям Филиппа, потому что они не хотели общаться со мной. А Терри относился к нам совершенно одинаково: никогда не смотрел на меня свысока за то, что я девочка и гораздо моложе их.
К нашему огромному сожалению, Филипп, спрыгнув с дерева, подвернул ногу и должен был оставаться дома. Я решила тоже не ходить в лес и, как могла, развлекала Филиппа, пока он лежал на кушетке. Мои усилия были вполне успешны, но почему-то привели тётю Маргарет в отчаяние. Я поймала селезня, надела на него детский чепчик и принесла к больному, будто пришла навестить его. Потом отправила селезня в столовую, вскоре забыв о нём. Переваливаясь с ноги на ногу, он вышел в прихожую, где встретил нашу тётю, которой, естественно, не понравилось присутствие такого "гостя". Мы слышали, как она выдворяла его за дверь, а он пронзительно и жалобно протестовал. Выглянув в окно, мы увидели селезня в розовом шёлковом чепчике, важно шествующего через лужайку.
Мы посмеялись над этим забавным зрелищем и решили поиграть в солдатики, но тут мне в голову пришла одна блестящая мысль.
- Подожди, Филипп! - воскликнула я и молниеносно выскочила на улицу.
Я прошмыгнула в сарай и через несколько минут вернулась с четырьмя пушистыми мурлыкающими котятами.
- Фил, давай поиграем с ними! - предложила я, опуская котят на пол.
Затем достала мраморные шарики, и мы принялись катать их по полу. Мы визжали от восторга и ползали на четвереньках, гоняя шарики из одного угла в другой. А котята, как шальные, бегали за ними, стараясь схватить своими мягкими лапками. Вдруг раздался грохот, от которого моментально исчез наш восторг. Пёстрый котёнок прыгнул на конец скатерти и, потянув её, опрокинул вазу с цветами. В этот момент в комнату вошла тётя Маргарет.
Двое котят пулей вылетели в дверь мимо её ног, а один остановился и зачем - то вцепился своими крохотными коготками в её чулок. А неудачник пёстрый барахтался в скатерти и никак не мог освободиться от неё. Вода из вазы вылилась на ковёр, а мы с Филиппом лежали на полу и так смеялись, что слёзы текли по щекам.
И только тёте не было смешно. Конечно, наша превеселая игра закончилась весьма печально. Котят тётя заперла в сарае, а меня, несмотря на возражения, выпроводила на улицу. Филиппу она дала книгу и уложила в постель.
Считая наказание несправедливым, я минут десять, надувшись, сидела на поленнице. Разумеется, тётя Маргарет обвинила во всём меня, хотя мне казалось, что Филипп виноват не меньше. Правда, принесла котят я, но ведь Филипп не сказал, что это плохо, а напротив, сам с удовольствием играл! Я сердилась на тётю Маргарет за то, что она так бесцеремонно обошлась со мной. Ведь если разобраться справедливо, то виновата совсем не я, а котёнок. Вдруг мне вспомнился этот пёстрый котёнок, мокрый, беспомощно барахтающийся в скатерти, и я от души рассмеялась.
Как-то незаметно ко мне вернулось хорошее настроение, и я отправилась искать ранние ландыши. Пролезла через дыру в заборе и направилась к лесу, надеясь на случайную встречу с Терри. Мне было очень приятно бродить по полянкам, собирать цветы и вспоминать о Филиппе и Терри.
Услышав неподалёку мужской голос, я очень удивилась, но когда огляделась, узнала мистера Тедди. Пастух стоял ко мне спиной, вглядываясь в чащу. Желая узнать, что он здесь делает, я обошла куст боярышника и вышла с другой стороны, откуда меня было хорошо видно.
- Здравствуйте, мистер Тедди! - помахала я рукой.
- Это ты, малышка?! Здравствуй, здравствуй! - приветливо улыбнулся пастух.
- А почему вы сегодня в лесу, а не возле стада? - спросила я, приближаясь.
- Я ищу ягнёнка. Сегодня утром убежал один из малышей. Думаю, что он где-то здесь, в кустах. Может, поищем вместе?
Я была в восторге и от предстоящего общения, и от предложения искать ягнёнка. Этот старик с седыми волосами и загорелым, обветренным лицом, пришёлся мне по душе. Через несколько минут мы беседовали так, будто знаем друг друга всю жизнь. - А почему он убежал? - допытывалась я, когда мы осматривали овраги.
- Я думаю, что он похож на людей тем, что любит поступать по-своему. Вот поэтому и заблудился, бедняжка!
- Сейчас он, наверное, сожалеет о своём поступке и так хочет, чтобы вы взяли его под свою накидку! - заметила я.
- Да, - задумчиво согласился старик. - Вот так и людям приходится перенести много трудностей, чтобы понять, что избранный ими путь не самый лучший, - продолжал он свою мысль. - Сейчас ягнёнок где-то кричит изо всех сил, чтобы я вызволил его. Эх, найти бы его скорее!
- Он обрадуется нам, правда?
- Конечно. Вдобавок ко всему он голоден и сильно устал.
- А у вас есть что-нибудь для него? Пастух полез в карман и достал бутылочку с молоком.
- Как только я возьму его на руки, он сразу же сунется носиком в карман. Знает, что я не забыл о нём!
Мистер Тедди тихо засмеялся.
- Неужели он так далеко ушёл? - удивилась я.
- Похоже.
- А если мы не найдём его?
- Ещё не было такого случая.
- И долго вам приходится искать заблудившихся? - допрашивала я.
- Как-то раз пришлось целую ночь мокнуть под дождём. Гремел гром, и было очень трудно услышать блеяние овцы. Она так сильно запуталась в ежевичном кусте, что я еле извлёк её оттуда. Она была почти мёртвая от голода, холода и страха. - А что было дальше?
- Я завернул её в плащ и понёс домой. Я хотела задать ещё один вопрос, но вдруг пастух поднял руку и застыл на месте, к чему-то прислушиваясь. Я ничего не слышала, но он уловил слабый, жалобный крик ягнёнка.
- Он! - радостно прошептал мистер Тедди. - Вон, в тех кустах.
Пастух уверенно пошёл вперёд. Я пробиралась следом, всё ещё не слыша никакого звука. Мы подошли к густым зарослям, и только теперь я уловила слабое блеяние. И как только ягнёнок попал сюда! Кустарник был настолько густой и колючий, что я не представляла, как пастух будет доставать запутавшегося ягнёнка. Конечно, мистер Тедди сильно поранил руки, но ягнёнка освободил, и мы отправились в обратный путь. По дороге пастух так ласково разговаривал с ним, словно это был маленький ребёнок.
Мне кажется, ягнёнок понял, что о нём тревожились, его искали. Сначала он тихо блеял, а затем успокоился и, как и говорил пастух, сунулся носиком к нему в карман.
Моя рука надёжно покоилась в большой мозолистой руке пастуха, который, тяжело ступая от усталости, размышлял о чём-то приятном, потому что лицо его было счастливым. Мне очень хотелось знать, о чём он думает, но я молчала, боясь нарушить удивительную тишину леса.
Когда мы пришли на луг, солнце уже садилось и небо напоминало цвет розовых ракушек. Мистер Тедди отпустил ягнёнка, и он, весело прыгая, затерялся в стаде.
- Мне надо идти домой, - неохотно проговорила я. - Спасибо, что взяли меня с собой!
Но к моей великой радости пастух взял меня за руку и усадил рядом с собой на скамейку возле загона.
- Я хочу прочитать тебе о другой заблудшей овце.
Он достал из кармана потёртый Новый Завет и стал неторопливо читать:
- "Но Он (Иисус) сказал им следующую притчу:
кто из вас, имея сто овец и потеряв одну из них, не оставит девяноста девяти в пустыне и не пойдёт за пропавшею, пока не найдёт её? А нашед, возьмёт её на плеча свои с радостью; и пришед домой, созовёт друзей и соседей и скажет им: порадуйтесь со мною, я нашёл мою пропавшую овцу. Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии".
Ты поняла, малышка? На небесах, где живёт наш Бог, бывает много радости о тех, кто освобождается от сетей дьявола, от сетей греха. Иисус любит нас и хочет освободить и ввести в Свой дом, чтобы мы были навеки счастливы.
Пастух замолчал. Глядя на темнеющий горизонт, он спохватился.
- Ну, иди домой, Руфь! Спокойной ночи! - Спокойной ночи! - ответила я, убегая. - Спасибо вам!
После ужина я рассказала Филиппу о своих приключениях, но умолчала о чтении Евангелия. Говорить об этом было почему-то стыдно.
Глава 5. Прекрасная идея
Филиппу ещё не разрешали ходить в лес, и мы, не зная чем заняться, бродили по саду.
- Руфь, когда же у меня будет фотоаппарат? - неожиданно спросил Филипп и оживлённо добавил:
- Представляешь, какой прекрасный был бы снимок: совенок, сидящий на твоей руке! Да и вообще, мы все гнёзда сфотографировали бы!..
- Но у нас уже пятьдесят пять пенсов! Мы всё-таки движемся к цели!
- Так медленно... Меня скоро отправят в пансион. Была бы хоть какая-нибудь возможность заработать!
- Идея, Фил! - подпрыгнула я от восторга.
- Какая? - осторожно спросил он.
В последнее время Филипп стал подозрительно относиться к моим идеям, потому что часто всё заканчивалось неприятностями и наказанием.
- На этот раз мысль действительно замечательная! Тётя Маргарет никогда не догадается. Давай собирать цветы, как Терри, и продавать их! Мы сможем заработать фунты! Ну согласись. Фил! Будет так здорово!
- Это может не понравиться матери Терри, - колебался Филипп. - Если будут покупать цветы у нас, то она ничего не заработает.
- Но ведь мама Терри продаёт цветы в городе, а мы будем ходить по домам. И ещё, знаешь, Фил давай переоденемся, как цыгане!
Глаза Филиппа блеснули радостью, и я поняла что он сдался.
- Пойдём к большим домам вдоль дороги, - живо продолжил Он мою мысль. - Наденем старую одежду и грязные туфли, а чтобы быть похожими на цыган, запачкаем лицо, и ты накинешь на плечи красный платок. Вот увидишь, как много денег мы заработаем! Давай сегодня же и отправимся!
Я сразу же вскочила, но, вспомнив про больную ногу Филиппа, остановилась.
- Фил, а ты сможешь ходить? Вообще, это даже лучше, что ты будешь немного прихрамывать, люди отнесутся к тебе с сочувствием. Ты скажешь:
"Пожалейте бедного хромого!" и протянешь для подаяния руку, - фантазировала я. - А чтобы было убедительнее, перевяжешь ногу платком и сделаешь вид, будто тебе больно и очень трудно идти. Только не перестарайся, а то я не выдержу и засмеюсь.
Я представила себе, как комично всё это будет выглядеть, и от души рассмеялась.
На следующий день Филиппу стало гораздо лучше. Рано утром, прихватив с собой большую корзину, мы ушли в лес собирать цветы. - В низине мы, наверняка, наберём много лютиков, а может быть, даже найдём орхидеи! - рассуждал по дороге Филипп.
- Можно наломать вишнёвых веток, - предложила я. - И ещё мне хочется сделать маленькие букетики фиалок. Мы будем продавать их тем, кто не захочет больших букетов.
- А по какой цене мы будем продавать? - неожиданно спросил Филипп.
Мы молча переглянулись. Конечно, мы не имели никакого представления о стоимости цветов.
- Не знаю, - ответила я.
И всё же это не остановило нас. Мы стремительно спустились по тропинке в долину и остановились у вишни, сплошь усыпанной белоснежными цветами.
Я сразу же начала ломать ветки, а Филипп стоял и восторженно смотрел на большие гроздья цветов.
- Какая прелесть!.. - взволнованно прошептал он. - Будто шапки снега на ветках...
- Филипп, ты почему не помогаешь мне? Смотри, какая красивая веточка! Достань её!
- Тебе разве не жалко, Руфь? - не обращая внимания на мою просьбу, спросил Филипп и, как бы рассуждая вслух, произнёс: - Хотя через несколько дней лепестки опадут, и исчезнет всё это изящество... Ничто не вечно в этом мире, даже самое прекрасное.
- Но потом появятся ягоды, - произнесла я будничным тоном. - Перестань, Фил! Сейчас не время думать об этом. Обломи лучше несколько веток!
Филипп не откликнулся на мою просьбу. Он стал собирать крупные фиалки, и выражение лица его оставалось мечтательно-задумчивым. Я не любила его таким, и хотя не придала значения его последним словам, они вдруг чётко всплыли в моей памяти: "Ничто не вечно в этом мире..."
Наверное, это действительно так. Всё, что приносит удовольствие и радость, например: каникулы, пение птиц, солнечные закаты, весеннее цветение - быстро проходит, исчезает. Конечно, их сменяют другие прекрасные ощущения и события, но с ними всегда больно и жалко расставаться. Но вот ссоры и множество неприятностей преследуют меня изо дня в день и, кажется, им не будет конца. Правда, бывает так, что какое-то время всё хорошо и мирно, но неприятности против моей воли непременно возвращаются.
Мы работали так усердно, что за несколько часов наполнили корзину букетиками золотистых лютиков, пурпурной орхидеи и душистого жасмина. Веточки вишни мы ставили отдельно, считая, что они не нуждаются ни в каком украшении.
Мы спрятали корзину в саду и поспешили домой, чтобы не опоздать к обеду и этим не рассердить тётю. За столом мы всячески старались скрыть своё возбуждение. Но тётя Маргарет внимательно наблюдала за Филиппом и, когда узнала, что мы хотим снова уйти из дому, забеспокоилась:
- Филипп, ты очень много ходил сегодня! Я думаю, что тебе надо отдохнуть. Нога сильно болит?
- Совсем не болит. Я и так почти целое утро отдыхал. А вообще, для ноги полезно движение, и я после обеда хотел разрабатывать её ходьбой.
Как всегда, Филипп смог переубедить тётю.
- Хорошо, - согласилась она, - только не переутомляйся и держись подальше от болота. Посмотри на туфли сестры - это же настоящий позор!
Филипп взглянул на мои туфли и вздохнул. Перед обедом, чтобы тётя Маргарет ни о чём не догадалась, он, конечно, переобулся. Я же и не подумала об этом и с горечью позавидовала брату: какой спокойной была бы моя жизнь, если бы я родилась такой, как Филипп!
Тётя Маргарет вышла в кухню и стала мыть посуду. Она не попросила меня помочь, а я и не подумала предложить ей свои услуги. У меня всегда находилась масса доводов и причин отказаться даже тогда, когда тётя нуждалась в моей помощи. А сегодня она была слишком уставшей, чтобы выслушивать мои отговорки, и поэтому не трогала меня.
Как только закрылась дверь за тётей, я бросилась в свою комнату и расплела косички. Волосы рассыпались по плечам. Затем я покрыла голову индийским платком, который прислала мама, надела грязный передник, а туфли и не нуждались в замене. Я стала похожа на самую настоящую бродяжку. Филипп, в изодранной курточке, в которой обычно лазил по деревьям к птичьим гнёздам, и в сапогах с высокими голенищами был вполне подходящим спутником для меня.
- Только бы не увидела тётя Маргарет, а то ей станет плохо, - прошептал он, когда мы осторожно пробирались к выходу. - Давай уйдём через дыру в заборе!
Мы благополучно выбрались на дорогу, и, не спеша, поднимались по холму к большим домам. Нога у Филиппа побаливала, но он старался не подавать виду. Нас немного беспокоило то, что цветы выглядели увядшими. Конечно, лучше было бы освежить их, но для этого надо поставить на ночь в воду, а у нас не хватало терпения дождаться следующего дня.
Когда мы подошли к первому дому, наш энтузиазм немного угас.
- Что ты будешь говорить? - растерянно спросил Филипп.
- А почему я? Говорить должен ты! У тебя лучше получится!
- Ну, ладно, - быстро успокоился Филипп, - возможно, нам ничего не придётся говорить. Хозяйка выйдет и скажет: "Какие красивые цветы! Дайте мне два букетика!" Ты подашь ей цветы, она заплатит, и мы уйдём.
Это предположение ободрило нас, и мы, смело ступая по дорожке, посыпанной гравием, вскоре достигли развилки. Одна тропинка вела влево, между газонами и клумбами, а другая - вправо, между высокими соснами, к чёрному ходу.
- Филипп, куда идти? - спросила я, рассматривая дом.
- Сюда, вправо. Всё-таки не надо забывать, что мы цыгане.
Филипп пошёл вперёд и робко постучал. Через не только минут дверь распахнулась, и сердитая горничная, с крашенными завитыми волосами, предстала перед нами. - Ну? - резко спросила она.
Мы растерялись и молча смотрели на неё. Вдруг меня охватило неистовое желание расхохотаться. Я не могла удержаться и отвернулась. Глядя на меня, Филипп быстро вынул носовой платок и сделал вид, что сморкается, но издал странный звук, что-то среднее между храпом и хохотом. Это вызвало у меня новый приступ смеха. На глазах уже показались слёзы, и, скрывая их, я повернулась спиной к горничной.
- Ну? - грозно повторила она.
Филипп, с трудом сохраняя самообладание, промолвил наконец:
-Не хотите ли вы купить букетик?
- Нет! Разве вы не видели наши клумбы? Хозяйка не знает, куда девать свои цветы. К тому же ваши уже завяли.
- Так они оживут в воде! - попыталась я убедить её, но дверь захлопнулась перед моим носом. Возвращаясь по дорожке, мы только теперь увидели прекрасные тюльпаны и нарциссы, на которые не обратили внимания раньше. Да и горничная с ярко-красными губами и толстым носом выглядела комично. Всё это казалось настолько смешным, что мы не ощущали разочарования и были уверены, что сегодня нам непременно повезёт.
- Что бы ни случилось, на этот раз мы не должны смеяться, - серьёзно сказал Филипп, когда мы подходили к следующему дому. - Пойдём к парадной двери, может, хозяева отнесутся к нам лучше, чем горничные.
Дружно неся корзину, мы поднялись по ступенькам на крыльцо. Я резко нажала на кнопку звонка. Он зазвонил так громко, что Филипп невольно закрыл уши. Мы испуганно переглянулись. Открылась дверь, и пожилая дама с моноклем (* круглое оптическое стекло для одного глаза, употребляемое вместо очков) высокомерно окинула нас взглядом. От испуга мы стали говорить одновременно, перебивая друг друга.
- Мы собрали цветы, - начал Филипп.
- ...И решили продать их, - продолжила я.
- Букет стоит всего шесть пенсов, - сказал Филипп.
- Если это не покажется вам слишком дорого, - снова вступила я в разговор.
- Они немного увяли...
- ...Но оживут, если поставить их в воду, - пояснила я.
- Они действительно совсем свежие, - убеждал Филипп.
- Мы собрали их сегодня утром, - подтвердила я.
Этот поток слов пожилая дама слушала сначала с удивлением, но затем её чувство сменилось негодованием. Она даже не посмотрела на увядший букет лютиков, который я протягивала, и холодно произнесла:
- Вы слишком малы, чтобы заниматься этим делом! Идите домой, к маме!
Дверь перед нами захлопнулась, и мы снова остались ни с чем. Филипп окончательно расстроился и предложил вернуться домой, но я настойчиво убеждала его:
- Давай ещё разик попробуем! Ведь не могут же все быть такими противными, как эта!
Филипп уступил и послушно последовал за мной. Мы шли по тропинке вдоль каменного забора, за которым раскинулся большой тенистый сад. Я немного опередила Филиппа и остановилась, заметив кустик колокольчиков небесно- голубого цвета. Никогда я не видела цветов такого необычайно-нежного оттенка и, чтобы рассмотреть получше, присела. Филипп же с трудом тащил корзину и наблюдал за жаворонком, стремительно поднимающимся ввысь. Запрокинув голову и позабыв обо всём на свете, он наткнулся на меня и упал. Я потеряла равновесие и тоже свалилась. Корзина покатилась, цветы рассыпались во все стороны. На шум вышел из калитки какой-то человек.
-Что тут случилось? - поинтересовался он. А мы, сидя прямо ни тропинке, разбирались, кто виноват.
- Зачем ты толкнул меня?! - возмущалась я.
- А почему ты присела прямо на дороге?
- Не надо было идти, задрав голову! - не уступала я.
- Я следил за жаворонком... - примиряюще пояснил Филипп. - Послушай, как поёт! - поднял он палец вверх.
- Ты интересуешься птицами? - удивился мужчина, внимательно наблюдавший за нами.
- Да, - не сразу ответил Филипп, прислушиваясь к пению. - И вы тоже?
- Очень, - подтвердил тот. - В моём саду гнездятся самые разнообразные птицы. Хочешь, я покажу тебе некоторых? Конечно, если ты не собираешься весь день сидеть посреди дороги и спорить.
- Покажите, пожалуйста! - тотчас вскочил Филипп.
Я наспех собрала цветы и последовала за ними. Мужчина показал нам четыре или пять редких гнёзд и рассказал о повадках птиц. Филипп ликовал.
После того, как мы обошли весь сад, хозяин привёл нас на веранду и угостил лимонадом.
- А куда вы шли с корзиной цветов? - неожиданно спросил он.
Филипп как будто забыл о нашей затее и растерянно смотрел на меня.
- Мы продаём цветы. Может, вы купите несколько букетиков? - быстро сообразила я.
- Этим вы зарабатываете себе на жизнь? - серьёзно спросил мужчина.
- Нет! - мотнула я головой. - Мы собираем деньги на одну, очень нужную нам вещь... Но мне кажется, что эти цветы никому не нравятся.
- Неужели? Лютики - мои любимые цветы. У них замечательный аромат!
Он выбрал три увядших букетика и подал мне пятнадцать пенсов. Увидев деньги, Филипп покраснел и смущённо сказал:
- Можно, мы подарим вам эти цветы? Вы доставили нам такое удовольствие, и... мы так благодарны вам!
Мужчина слегка улыбнулся и, похлопав Филиппа по плечу, сказал:
- Не стоит. Я рад, что познакомился с вами. Спрячьте деньги, они вам пригодятся. Приходите ко мне ещё. Я вижу, вы неплохо знаете птиц и любите их.
Хозяин проводил нас до калитки, и, пожав друг другу руки, мы попрощались. Всю дорогу Филипп говорил о новом знакомом, вспоминая чудесную экскурсию по саду.
Глава 6. Неудачное чаепитие
В течение всей недели мы ходили продавать цветы каждый день и заработали около пятнадцати шиллингов*( * Английская монета ). Теперь наши цветы всегда имели привлекательный вид, потому что мы ставили их на ночь в воду и продавали на следующий день.
Своей тайной мы поделились с Терри, и он помогал нам искусно составлять букеты. Ведро с цветами держали около лазейки в заборе, чтобы тётя Маргарет ничего не заподозрила. В знак нашей дружбы мы показали лазейку Терри, и он частенько пользовался ею. Терри приходил поздно вечером и, словно ласка, пролезал в отверстие, ставил в ведро принесённые цветы и оставлял нам записки на ветках яблони. Почерк у Терри был плохой, но мы всегда понимали его. Тётя Маргарет уже не заставляла меня помогать по дому. По-видимому, это сильно надоело ей, потому что я была чрезвычайно изобретательной, чтобы уклониться от любого поручения. Иногда я видела тётю уставшей, и тогда совесть мучила меня, но, оказавшись в лесу, я забывала обо всём на свете.
Как-то раз во время обеда тётя Маргарет сказала:
- Сегодня меня пригласили в гости, и я не буду дома до шести часов. Можете гулять до самого ужина.
Мы обменялись радостными взглядами и многозначительно толкнули друг друга ногой.
- А к кому ты идёшь в гости, тётя? - вежливо спросил Филипп.
- К старой знакомой. Недавно она поселилась неподалёку отсюда. Я как- нибудь познакомлю вас. Она очень любит детей и к тому же хорошо знает вашу маму.
- А когда она пригласит нас к себе? - оживилась я, потому что любила ходить в гости и пить чай с разными сладостями.
- Если и пригласит, то тебе надо будет вести себя намного лучше, чем обычно, - сухо заметила тётя.
Я обиженно нахмурилась. Почему она всегда так несправедлива ко мне и своими замечаниями обязательно портит настроение? Ведь в гостях я всегда вела себя прилично и среди чужих людей была молчалива и стеснительна. Взрослые одобрительно отзывались о нас и говорили тёте, что мы хорошо воспитаны.
На этот раз я промолчала и, наскоро вымыв посуду, опрометью выбежала на улицу. Напрасно тётя Маргарет просила меня убрать ещё и в столовой, я ничего не хотела слышать и умчалась к заветному отверстию в заборе, на волю. Я отлично понимала, что этот поступок рассердил тётю, но надеялась, что к вечеру, после чаепития в гостях, она забудет об этом и не накажет меня.
Филипп с корзиной цветов уже ждал возле лазейки.
- Пойдём скорее! - встретил он меня. - Нужно опередить тётю, потому что мы не знаем, по какой дороге она пойдёт. Нам ни в коем случае нельзя встретиться с ней.
- Помнишь, она говорила дяде Питеру, что хочет проведать кого-то в городе?
- А что, если она пойдёт не туда?.. - Куда же ещё? Сам знаешь, что она почти ни куда не ходит, потому что всегда чем-то занята. - Действительно, у тёти много хлопот... А мы почти не помогаем. К тому же мы ей не родные. Она так много заботится о нас.
- Ну и что же, - поморщилась я. - Зато тётя - родная сестра нашей мамы! Мы и так много делаем: я мою посуду, подметаю, вытираю пыль, а ты колешь дрова и лучины для камина. А кто собирает фрукты и лущит горох? Нет, Филипп, на этот раз ты не прав! А вообще, на каникулах мы должны отдыхать, потому что во время занятий у нас так много уроков!
И всё же я заметила, что Филипп не очень-то согласен с моими доводами, и поспешила переменить разговор.
На этот раз мы отправились к загородним коттеджам, где жили в основном пожилые дамы. День был тихий и тёплый и не предвещал каких-либо неприятностей. Наши покупатели были приветливы и радовались пёстрым букетикам. В первых четырёх коттеджах мы заработали больше двадцати пенсов. Филипп очень нравился дамам, потому что умел вежливо говорить и всегда улыбался . Одна женщина даже погладила его по голове и назвала "маленьким джентельменом", что совсем не понравилось Филиппу. А другая дала нам по шоколадке. Конечно, это пришлось по вкусу и мне, и ему.
Продав добрую половину цветов, мы решили отдохнуть и сошли с дороги прямо на луг. Коровы лениво жевали жвачку, поглядывая на нас сонными глазами. Мы достали бутерброды и тоже стали есть. Филипп, как всегда, глубоко задумался, наблюдая за множеством порхающих бабочек.
Передохнув, мы отправились дальше и, в ожидании удачи, подошли к небольшому коттеджу на склоне холма, утопающему в белорозовом цвете яблоневого сада. Проходя мимо окна, мы услышали звон посуды и женские голоса.
- Похоже, они обедают, - сообразил Филипп. - В таком случае нам крупно повезёт. Как правило, во время обеда люди находятся в хорошем настроении, - мудро заметил он.
Мы позвонили. Дверь в гостиную немедленно открылась, и на пороге появилась молодая девушка. Некоторое время она удивлённо рассматривала нас.
Не дожидаясь вопросов, мы поставили корзину и предложили несколько букетов.
- Подождите минутку, - улыбнулась девушка, - я спрошу у мамы. Она ушла, и мы слышали, как она весело смеялась, рассказывая о нас. -Такая интересная пара! Притворяются, будто всегда занимаются продажей цветов. У мальчика лицо такое милое, а девочка, правда, немного похожа на цыганку. Но это нужно увидеть своими глазами. Я приведу их!
Девушка снова вышла к нам.
- Пожалуйста, заходите и покажите маме свои цветы. Я думаю, она купит несколько букетиков! Мы как раз пьём чай, и вы угоститесь пирожными.
Не ожидая ничего плохого, мы вошли и остолбенели. За круглым столом сидели три дамы и пили чай. К нашему изумлению, в глубоком кресле, спиной к нам, сидела тётя Маргарет. Она доверительным тоном рассказывала:
- Девочка в высшей мере непослушная. Не знаю, как научить её чему-то полезному...
- Бежим! - прошептала я в ужасе. Но Филипп, со свойственной ему медлительностью, ещё не совсем понял, что случилось и чем грозит эта непредвиденная встреча.
Зная, что потом предпринимать что-либо будет слишком поздно, я лихорадочно искала выход. Оставалась лишь слабая надежда на то, что тётя не у узнает нас, если мы станем позади высокого кресла. Это был, пожалуй, единственный шанс. Девушка настойчиво предлагала пройти в комнату, удивляясь, отчего мы вдруг остановились. Я решительно взяла Филиппа за руку и потянула в безопасное, на мой взгляд, место.
Заметив наше смущение, пожилая дама, по-видимому, хозяйка, улыбнулась и протянула руку за букетиком. Я сделала два осторожных шага, быстро всунула ей букет и отпрянула назад.
- Какие прекрасные цветы! - похвалила женщина. - Надо и нам пойти в лес! Где вы их нашли?
Последовало тягостное молчание. Испугавшись, что тётя Маргарет обернётся и посмотрит на двух "немых" - а это было бы ужасно - я, каким-то хриплым от страха голосом, ответила.
- В низине, около ручья.
- У ручья? Да, мне следовало бы знать, что такие цветы растут вблизи воды. Я обязательно куплю букет! Изабелла, принеси мой кошелёк и угости детей пирожными.
Девушка протянула нам блюдо, но чтобы взять угощение, надо было выйти из укрытия. В отчаянии мы умоляюще посмотрели на неё и отрицательно покачали головой.
- Берите, они очень вкусные! - не отступала девушка и, видя наше стеснение, поставила поднос на маленький столик.
Я снова сделала два шага и потянулась, чтобы взять пару пирожных, но в это время заскрипело кресло нашей тёти. Я отпрянула назад, нечаянно задев столик. Поднос с грохотом упал, и пирожные разлетелись по полу... Тётя же повернула голову из-за спинки кресла и, конечно, увидела меня.
- Филипп, Руфь? Что это значит? Голос тёти напоминал звук трубы.
- Изабелла, подбери скорее пирожные, чтобы масло не испачкало ковёр, - засуетилась хозяйка, не понимая, что происходит.
Филипп попятился к двери и наткнулся на Изабеллу, подбиравшую пирожные. Тётя Маргарет, очевидно, овладев собой, стала извиняться, часто повторяя, что никак не может понять, как всё это произошло.
- Ничего страшного, не переживайте! - успокаивала её хозяйка. - Давайте забудем об этом, всё это сущие пустяки.
Постепенно суматоха улеглась. Филипп на этот раз первый сообразил, что нужно делать, и подошёл к хозяйке.
- Простите, пожалуйста, - сокрушённо проговорил он. - Мы вели себя очень плохо и запачкали ваш ковёр...
Было видно, что его покаяние благотворно повлияло на всех, кроме тёти Маргарет. Она повернулась ко мне и холодно спросила:
- Руфь, а ты что скажешь?
Всё закончилось бы хорошо и мирно, если бы не этот вопрос. До сих пор не могу понять, почему я поступила так дерзко.
В моей голове замелькали гневные мысли: "Почему тётя Маргарет не притворилась, будто не знает нас? Тогда всё кончилось бы хорошо, и ей не было бы стыдно. Она сама виновата в этом переполохе!"
Я засунула руки в карманы и сердито сказала:
- Я ни в чём не виновата. Мы честно зарабатываем деньги, а ты, тётя, всегда мешаешь нам!
Тётя Маргарет побледнела. Даже дома я не позволяла себе разговаривать с ней так дерзко и грубо, а сейчас опозорила её среди чужих! Вдруг я поняла, что наделала, и в ужасе выскочила из комнаты. "Ещё подумают, что боюсь её", - подумала я и, гордо подняв голову, неторопливо зашагала домой, однако чувствовала себя совершенно несчастной.
Дома я сразу пошла на кухню и, глядя в окно, попыталась принять безразличный вид, убеждая себя, что каяться мне не в чем.
Тётя вошла медленно, тяжело, будто очень-очень устала. Она остановилась возле меня и тоже стала смотреть в окно.
- Руфь, - с трудом выговорила она, - я не буду наказывать тебя. Это бесполезно. Я поняла, что справиться с тобой и воспитать так, как следовало, не сумею... По дороге домой я всё обдумала и окончательно решила. После каникул я отправлю тебя в интернат. Твоя мама предлагала мне сделать это ещё на Рождество, но тогда я всё ещё на что-то надеялась. Конечно, это потребует много хлопот и расходов, зато ты не будешь упрямой и невоспитанной.
Даже не взглянув на меня, тётя Маргарет тяжело вздохнула и отвернулась, а я продолжала смотреть в окно. Мне захотелось побежать к Филиппу, уткнуться носом в его плечо и плакать, как я делала раньше, когда была ещё совсем маленькой. Но Филиппа поблизости не было, и я, чувствуя полное одиночество, выкрикнула:
- Не поеду!..
- Никто не спрашивает твоего согласия, - тихо ответила тётя.
Наступило долгое молчание. Я пыталась что-нибудь придумать, но мысли путались и, казалось, я вот-вот расплачусь.
- Тогда я убегу и никогда больше не вернусь! - вырвалось вдруг у меня, и, хлопнув дверью, я выскочила из дому.
Глава 7. Побег
Я бежала, не останавливаясь, и в гневном порыве убеждала себя, что никогда- никогда не вернусь домой. Я представляла, как пристану к табору цыган, или как меня удочерит какая-нибудь добрая женщина, или как стану служанкой в какой-либо семье. Вот тогда-то тётя Маргарет обязательно пожалеет, что была так несправедлива ко мне. Только дядя Питер непременно будет скучать, а Филипп, конечно, сильно огорчится... При мысли о Филиппе мои глаза невольно наполнились слезами.
Бежать стало трудно и, тяжело дыша, я пошла шагом, невольно вспоминая слова тёти: "Я отправлю тебя в интернат..." Я представила себя в огромном, мрачном, похожем на тюрьму, здании и в ужасе остановилась. А Терри и Филипп будут сидеть в вигваме и наслаждаться пением птиц, любоваться цветами и папоротником?! О, как это несправедливо!
Приближалась ночь. На землю опустилась тишина, и весь мир погружался в глубокий сон. Я огляделась . Куда идти? Невдалеке тусклым светом мерцали окна домов, приютившихся на невысоких холмах, но там никто не ждал меня. Да и разговаривать мне ни с кем не хотелось: сильно болела голова. Желая одного: сесть и отдохнуть, я пошла дальше и вскоре увидела небольшую церковь, ограждённую забором. "Так поздно, наверное, никто не придёт сюда", - решила я и несмело вошла в калитку.
Тропинка шла между могильными плитами, на одной из которых, напрягая зрение, я с трудом прочитала: "Джейн Коллинз, 9 лет. Ушла, чтобы быть с Господом. 5 апреля, 1900 год".
Я вздрогнула при мысли, что бедной Джейн пришлось уйти из жизни в солнечный апрельский день. Смерть всегда казалась мне нереальной., о ней думают только старики да священники. Но Джейн было всего девять лет, и она "ушла, чтобы быть с Господом"... "А что, если мне придётся умереть? - невольно подумала я. - Буду ли я с Господом? Наверное, нет, потому что не сделала ещё ничего добрoго... Я убежала от тёти, я так часто обманывала её и злилась! О, предстать пред Богом намного страшнее, чем быть в интернате!" Впервые в жизни я почувствовала страх и стыд за свои поступки.
Я поднялась на церковное крыльцо и осторожно открыла дверь. Внутри никого не было, и я смело вошла. В этой тиши я как-то особенно ощутила, что силы мои иссякли. Сдвинув несколько скамеек, я завернулась в рясу, висевшую возле двери, и легла так, чтобы видеть цветные стёкла в окне.
Незаметно я уснула и увидела Джейн Коллинз, освещённую золотистым светом, падающим сверху. Джейн была такая же маленькая, как и я, с чёрными косичками, в переднике, в голубых носках. Всмотревшись в её лицо, я вдруг ясно поняла, что её не надо жалеть, потому что она безмерно счастлива. В руках у неё был огромный букет белоснежных цветов, и я откуда-то знала, что они всегда будут и, свежими и душистыми и никогда не увянут. Проснувшись, я долгое время не могла понять, где нахожусь, потому что было ещё темно. Скамейки подо мной раздвинулись, и я лежала на каменном полу.
Было холодно, и по-прежнему болела голова. Я села. С востока в окно проникал слабый свет, темнота отступала. Я с интересом стала наблюдать за медленным пробуждением нового дня.
Вскоре звонкую тишину и моё одиночество нарушила чистая трель какой-то птицы. Радостное чувство охватило меня: этот прекрасный живой мир снова пробуждается после тёмной и холодной ночи. Потом проснулась ещё одна птица и ответила трелью первой, а затем ещё и ещё, пока не стало казаться, что все птицы на земле решили в это утро петь до хрипоты. Я сидела и слушала.
Серый рассвет окрасился в золотистые тона, и весь птичий хор, казалось, ошалел от радости.
Наступило утро. Все мои горести и неприятности ушли куда-то вместе с ночью. Мне захотелось домой, к Филиппу, но прекрасное чувство единения с природой удерживало. Хотелось ещё и ещё слушать птиц, наслаждаться чудесным утром.
Как-то незаметно голова моя склонилась, и я опять крепко уснула. Когда проснулась, церковь была залита ярким солнечным светом, и в ней раздавались чьи-то тяжёлые шаги.
Я притаилась, но вскоре любопытство взяло верх и, приподняв голову, я огляделась. По церкви, не спеша, задумчиво глядя на восточные окна, шёл священник. Он меня не заметил, и я, достаточно маленькая и юркая, залезла под скамейку. Я боялась быть замеченной, так как была уверена, что детям не разрешается спать в церкви. Однако случилось нечто ужасное: я чихнула! В пустой церкви это прозвучало, как выстрел. Священник от неожиданности вздрогнул и через минуту уже стоял возле меня. Он не выразил своего удивления, но, наклонившись, мягко сказал:
- Не надо прятаться под скамейкой! Я рад видеть детей в церкви.
Я неуверенно вылезла, села и робко взглянула ему в глаза. Священник был похож на знакомого мне пастуха, только без морщин и усов. Вдруг я поняла, что ему можно довериться и, не дожидаясь расспросов, робко объяснила:
- Я оказалась здесь случайно. Дверь в церковь была не заперта. Я хотела немного отдохнуть и нечаянно уснула. Мне было холодно, и я закуталась в эту одежду.
- Так ты провела здесь целую ночь?! - удивился священник. - Что же подумает твоя мама? Нужно немедленно сообщить, что с тобой всё в порядке!
У меня вдруг появилось непреодолимое желание рассказать кому-то всё-всё, и я решила, что этот человек вполне подходит для моей исповеди.
- Я живу у тёти, - чуть слышно сказала я. - Если бы жила с мамой, наверное, никогда не поступила бы так. Я очень-очень непослушная, тётя уже не может справиться со мной. А я так не хочу туда... Вот я и убежала из дому.
Я искоса взглянула на священника, надеясь понять, как он воспринял мой рассказ. Никакого осуждения на его лице не заметила, напротив, было похоже, что он очень заинтересовался моим рассказом и даже, пожалуй, жалел меня.
- Я рад, что ты откровенна со мной, и мне хочется подробней узнать обо всём, - серьёзно сказал священник. - Но прежде надо сообщить тёте, где ты находишься. Может быть, она разрешит тебе остаться здесь и мы вернёмся к этому разговору. У вас есть телефон?
- Есть. - Вот и хорошо. Пойдём ко мне в дом и позвоним.
Я доверчиво протянула ему руку, и мы вышли из церкви. Мир сиял и звучал от солнечного света сочных красок и щебетания птиц.
- Для чего вы пришли в церковь так рано?- спросила я.
- Чтобы помолиться. Я люблю вставать рано, вместе с солнцем. Посмотри, какая красота вокруг! Птицы, цветы, деревья - всё славит Творца. Могу ли я спокойно спать? Бог любит меня, и я счастлив от этого и хочу прежде всяких дел помолиться Ему и поблагодарить за всё.
Я посмотрела в глаза священнику и увидела в них неподдельную радость. И тут же с горечью подумала, что никогда не буду счастливой. Меня никто не любит, и я никогда не стану хорошей.
Глава 8. Новый друг
- Как тебя зовут? - спросил вдруг священник. - А то мы сразу и не познакомились...
- Руфь.
- А меня мистер Робинзон.
Мы вошли в дом. Священник провёл меня в свой кабинет и усадил в мягкое кресло, а сам пошёл звонить. Пока его не было, я рассматривала картины, которые висели в комнате. Больше всех мне понравилась та, на которой была изображена овца, запутавшаяся в колючем кустарнике.
Я так сильно увлеклась картиной, что не заметила, как вернулся священник. Он поставил передо мной поднос с завтраком.
- Я позвонил к тебе домой, - сообщил он. - Тётя сильно беспокоилась, а дядя всю ночь искал тебя. Они очень обрадовались, что с тобой всё в порядке и разрешили побыть здесь.
Варёное яйцо, клубничное варенье и чай я поглощала с огромным аппетитом. А мистер Робинзон сидел в это время на диване и подробно обо всём расспрашивал. Я рассказала о Филиппе, Терри и нашем дневнике, о вигваме, фотоаппарате и продаже цветов. Священник задавал много вопросов и, по- моему, очень заинтересовался нашей жизнью.
Я позавтракала, но уходить совсем не хотелось. Пересев на диван, поближе к мистеру Робинзон, я снова стала рассматривать картину.
- Мне очень понравилась вот эта картина, - кивнула я. - Она так напоминает мне пастуха, мистера Тедди!
Мистер Робинзон внимательно посмотрел на картину и улыбнулся:
- Только у него, наверное, много овечек, а здесь - одна.
- Нет! - покачала я головой. - Как-то раз у этого пастуха потерялся ягнёнок. Если бы вы знали, как долго он искал его! Я тоже помогала мистеру Тедди. Мы долго бродили по оврагам, пока нашли ягнёнка в колючем кустарнике. Он так жалобной кричал...
- Как ты думаешь, Руфь, почему ягнёнок оказался в таком опасном месте?
- Он просто убежал и заблудился.
- Так, но всё-таки, почему же он убежал? Разве у него плохой пастух?
- Нет, я знаю мистера Тедди, он очень добрый! Просто ягнёнку показалось, что где-то намного лучше, и он решил посмотреть. А когда захотел вернуться, не мог найти дорогу.
- Ты права, - подтвердил священник. - Чем дальше шла эта овечка, тем круче становились горы и глубже ущелья, тем беспомощнее чувствовала она себя. И вот, она стоит на краю пропасти.
Я взглянула на мистера Робинзон, начиная понимать, что речь идёт не только об овце.
- Увидев, что идти дальше некуда и она находиться в опасности, - продолжал он, - овца начинает кричать. А пастырь как раз таки только и ждал этого, чтобы тут же спасти её.
Я не сводила глаз со священника, догадываясь, что он говорит обо мне.
-Я тоже убежала вчера вечером и заблудилась. - Да-а... Когда я увидел тебя утром и узнал, что ты убежала из дому, то подумал: вот одна из заблудших овечек Божьего стада, которая своими силами хочет найти верный путь. Однако ты никогда не сможешь сделать этого, Руфь. Запомни, есть только одна Личность, которая может спасти тебя - это Иисус Христос.
- Почему же Он не спасает меня?
- Потому что ты всё ещё барахтаешься, пытаешься своими силами выбраться из сетей греха и не взываешь к Богу о помощи. Он ждёт твоего голоса!
- Что же мне делать? - спросила я, начиная понимать, как глубоко ошиблась, пытаясь сделаться хорошей и доброй.
- Расскажи доброму Пастырю, какая ты гордая и непослушная. Попроси у Него прощения за всё плохое и позволь Ему руководить тобой и направлять на верную дорогу. Разреши Иисусу поселиться в твоём сердце, и Он изменит твою жизнь.
Мистер Робинзон немного помолчал и неожиданно спросил:
- Руфь, сколько тебе лет?
- Девять.
- Значит, Иисус уже девять лет ищет тебя! Знаешь, как Он обрадуется, услышав твой голос, твою молитву!
- Как же я могу стать хорошей? Как Иисус исправит меня?
- Помнишь, ты рассказывала, что пастух, пока достал ягнёнка, изранил свои руки до крови?
- Да.
- Мы очень дорого достались нашему небесному Пастырю. Чтобы спасти нас, Бог стал человеком и умер на кресте. Он уже спас нас, Руфь. Тебе остаётся только поверить этому, покаяться перед Ним, и Его добрая рука поведёт тебя по верному пути.
- И тогда я сразу стану хорошей? - не успокаивалась я.
- Думаю, что нет, - улыбнулся священник. - С тех пор, как Иисус поселится в твоём сердце, ты будешь принадлежать Ему. Он будет учить тебя, воспитывать. Со временем ты научишься слышать Его голос, научишься понимать Его желания и будешь делать не то, что тебе нравится, а то, что хочет Иисус. У тебя есть дома Евангелие?
- Есть. Только я его не читаю.
- Это потому, что не знаешь, о ком написана эта книга. Думаю, что теперь ты будешь её читать. Начни с Евангелия от Луки. Ты узнаешь подробности о добром Пастыре, о том, как Он любит тебя, маленькую заблудшую грешницу.
Мне нужно идти в церковь, Руфь, а тебе пора домой. Давай вместе помолимся, и ты пойдёшь.
Я нагнула голову и молчала, потому что по-настоящему ещё не молилась ни разу. Но священник уже встал на колени, и я последовала его примеру. Он молился вслух:
- Добрый Пастырь! Я сердечно благодарю Тебя, что Ты нашёл меня и спас от вечной погибели! Благодарю Тебя за то, что Ты так крепко полюбил меня, что умер за грехи мои. Прошу Тебя, Господи, за эту маленькую овечку, которая ищет правильную дорогу. Она так хочет стать хорошей, но без Тебя не сможет. Помоги ей, Иисус! Возьми её в Свои добрые руки и введи в небесный дом вместе со всеми возлюбленными. Благодарю Тебя, Боже, что Ты услышал просьбу мою. Аминь. Я молчала, и священник поднялся.
- Ещё я хочу подарить тебе что-то, - сказал он и подал мне картинку, точь-в- точь такую, как на стене, только маленькую.
- Спасибо! - восторженно прошептала я, прижимая к себе драгоценный подарок.
Мистер Робинзон проводил меня до калитки, и мы распрощались. Я отошла уже довольно далеко и оглянулась. Священник всё ещё стоял у калитки и смотрел мне вслед. Я, как вихрь, помчалась назад.
- Можно прийти к вам ещё раз? - глядя в его добрые глаза, спросила я.
- Я буду очень рад видеть тебя. Приходи, пожалуйста, в любое время!
Попрощавшись ещё раз со своим новым другом, я бодро зашагала домой,
"Есть одна Личность, которая может помочь тебе, это - Иисус Христос", - вспоминала я слова священника и только теперь начинала сознавать, что я действительно нуждаюсь в спасении. Оказывается, только Иисус может помочь мне и сделает так, что я не буду ссориться с тётей, не буду злой и гордой. Я свернула на узенькую тропинку и вскоре оказалась на лесной поляне.
- Иисус, добрый Пастырь, прости меня! - молилась я, преклонив колени среди высоких душистых трав. - Я всегда была такая противная, непослушная и злая, я сердилась на тётю и обманывала её. Прости меня, Иисус! Прошу Тебя, сделай меня доброй и любящей. Аминь.
Высказав своё желание, я замолчала и ждала ответа, надеясь почувствовать, как нежные руки обнимут меня. Но ничего не услышала, а только вдруг всем сердцем поняла, что моя молитва услышана. Я не могла выразить этого словами, но знала, что любовь и прощение нежно и ласково наполнили меня. Я была безмерно счастлива! Правда, не всё ещё было понятно, но я верила, что Пастырь не оставит меня, и Библия научит, что нужно делать.
Не знаю, сколько прошло времени, но я вдруг вспомнила, что меня ждут дома. О, как не хотелось покидать это прекрасное место, где добрый Пастырь нашёл меня!
Не торопясь, я всё же пошла домой.
"А что, если я так и останусь грубой и непослушной? - вдруг подкрались ко мне сомнения. - А что, если тётя начнёт меня ругать? Неужели смогу молчать? Неужели и теперь не стану другой?"
Я остановилась и рассказала Иисусу о своих переживаниях, попросила Его быть со мной и помчалась домой.
Дверь я открыла с волнением и, судорожно глотнув воздух, прошла в кухню. Тёти Маргарет здесь не было. Я снова запереживала о нашей встрече, не зная, как объяснить ей всё. Тётя Маргарет вошла неожиданно и остановилась у порога. Мы молча смотрели друг на друга. В одну минуту что-то произошло в моём сердце . Я рванулась вперёд и оказалась в её объятьях.
- Прости меня, тётя! - сквозь слёзы шептала я. - Прости за всё плохое, что я сделала тебе. И, пожалуйста, не отправляй меня в интернат. Я хочу жить с тобой и постараюсь всегда слушаться и помогать тебе. Тётя прижала моё заплаканное лицо к своему и крепко поцеловала.
- Прощаю, Руфь, - прошептала она в ответ, гладя спутанные волосы. - Я не хочу никуда отправлять тебя и думаю, что теперь мы найдём общий язык.
Как маленькую, тётя Маргарет умыла меня и, усадив за стол, покормила.
Глава 9. "Овцы Мои слушаются голоса Моего"
После ночи, проведённой в церкви, я сильно простудилась и теперь лежала в постели. Почти всё время возле меня был Филипп. Мы заполняли наш дневник, рисовали или просто разговаривали. Я снова и снова рассказывала о чудном утре в церкви, о священнике. Филипп слушал с интересом, и лишь когда я на минуту замолчала, сообщил:
- Тётя с дядей совсем не спали в ту ночь. И я не мог уснуть. Мне пришла в голову ужасная мысль, что ты где-то умерла, и мы больше не увидим тебя. Стало страшно, и я спустился вниз. Тётя сидела у камина заплаканная и расстроенная. Она успокаивала меня, что вот-вот придёт дядя и приведёт тебя. Потом мы пили какао с шоколадным бисквитом.
Меня слегка задело, что Филипп нашёл утешение в шоколадном бисквите, тогда как я спала в холодной церкви.
- О чём же вы говорили? - спросила я, уверенная в том, что разговор был обо мне.
- О многом, - беззаботно ответил он. - Я предполагал, что ты утонула в ручье. Тётя утверждала, что ты где-то прячешься, и в наказание собиралась отослать в интернат. А я доказывал, что в этом нет ничего хорошего.
- Почему?
- Во-первых, мне не с кем было бы играть, а во-вторых, по-моему, это бесмысленно, потому что ты непременно убежишь оттуда.
-А что она сказала на это?
- Она осталась при своём мнении. Тогда я сказал, что если тебя отправят в интернат, у меня обязательно будет нервное расстройство.
- А что это такое?
- Это такая болезнь из-за неприятностей или обиды. Помнишь, тётя рассказывала, как у её знакомой было нервное расстройство от того, что от них ушёл повар? Руфь, ты будь осторожна, любой твой проступок может вывести тётю из терпения, и она отправит тебя в интернат!
Я промолчала. Мне не хотелось рассказывать, что произошло со мной в лесу. Но как убедить Филиппа, что я изменилась? Доказательств этому пока ещё не было.
Молилась я теперь каждый день. Правда, меня и раньше учили молиться, но это были просто заученные слова, которые я произносила, совершенно ни вдумываясь в их смысл. Теперь же я просто и искренне разговаривала с любящим меня Иисусом. Я достала Евангелие из ящика стола, но читать открыто стеснялась и делала это украдкой, когда рядом не было Филиппа. Как-то раз он ушёл ужинать я вынула из-под подушки книгу, открыла Евангелие от Иоанна и, обратив внимание на знакомое слово "Пастырь", с волнением стала читать: "...Я пришёл для того, чтоб имели жизнь и имели с избытком. Я есмь пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь свою за овец..."
"Вот это как раз то, о чём говорил священник, -вспомнила я. - Иисус умер, отдал жизнь Свою заменя". Я читала дальше, но многое совсем не понимала. И всё же несколько стихов глубоко запали в мою душу.
"Овцы Мои слушаются голоса Моего, и Я знаю их, и они идут за Мною, и Я даю им жизнь вечную, и не погибнут вовек, и никто не похитит их из руки Моей".
"Теперь Иисус знает и меня! - радовалась я. - Никто не может похитить меня из руки Его! Но как узнать Его голос, как услышать Его?"
Этого я не знала. Мне так хотелось, чтобы сейчас, в вечерней тиши. Он вдруг заговорил со мной. О, я навсегда запомнила бы Его голос!
Я решила после болезни сходить к мистеру Тедди и узнать, как слышать голос Пастыря и почему Он не говорит со мной.
Выйти на улицу мне разрешили только через пять дней.
День был солнечный, и мы с Филиппом ходили в лес. Возвращаясь, я сказала:
- Фил, ты иди домой, а я ещё хочу навестить одного человека.
- Хорошо. А куда ты пойдёшь?
- К мистеру Тедди.
-Он мне тоже нравится. Я пойду с тобой. Ничего не подозревая, Филипп шёл рядом, а я не знала, что же теперь делать и как избавиться от него.
- Фил, не ходи со мной! - как-то виновато попросила я. - Понимаешь, это секрет, и я хочу поговорить с мистером Тедди наедине.
Филипп от удивления остановился.
- У тебя ведь никогда не было секретов от меня, - выговорил он наконец. - И потом, мистер Тедди - чужой человек, а я - твой брат!
- Это на самом деле важный разговор, - защищалась я. - Вдруг ты неправильно поймёшь меня и поднимешь на смех!
- Разве я когда-нибудь смеялся над тобой? Это не честно, Руфь!
У меня не нашлось слов в оправдание, и, понурив голову, я шла рядом. - Ладно, - прервал Филипп тягостное молчание, стараясь говорить как можно безразличнее. - Я буду ждать тебя в саду.
Не проронив больше ни слова, мы дошли до развилки.
- Счастливо! - бросил Филипп и повернул к дому.
Я прошла несколько шагов по другой тропинке и оглянулась. Филипп медленно удалялся, и я вдруг поняла, каким преданным другом был для меня брат. Как терпеливо он выслушивал меня, когда я, прижавшись курчавой головой к его плечу, шептала я на ухо свои детские фантазии. Как охотно и безотказно он играл со мной в куклы! Как после школы спешил домой, зная, что я скучаю без него. Как искренне переживал, когда меня наказывали!
Вспомнив всё это, я совершенно расстроилась, и мне уже совсем не хотелось что-то скрывать от Филиппа. Он тоже должен принадлежать доброму Пастырю. Это будет наша общая радость и общий секрет!
- Фил! Подожди меня, Фил! - бросилась я следом.
Филипп сразу же обернулся и остановился. Я вбежала и с сожалением думала, что если бы оказалась на его месте, то обязательно притворилась бы, что не слышу и продолжала бы идти дальше.
- Филипп, я ничего не хочу скрывать от тебя! - переводя дыхание, сказала я. - Только я ещё сама не всё понимаю и потому иду к мистеру Тедди, чтобы расспросить его. Как только разберусь во всём, сразу же расскажу тебе. Хорошо?
Глаза Филиппа засветились радостью, и на лице опять появилась добрая улыбка. В тот момент я подумала, что на свете нет другого мальчика, который так быстро умел бы прощать и забывать обиду.
- Я не против, Руфь, - ласково сказал он. - Поделись тайной сначала с мистером Тедди, а потом со мной, если найдёшь нужным. Я думаю, нам нужно быть всегда откровенными, чтобы coxpaнить нашу дружбу.
Я была так рада нашему примирению, что в порыве благодарности крепко обняла Филиппа за шею и поцеловала. Он засмеялся, стёр рукавом следы моего поцелуя, снова попрощался, теперь уже с радостной улыбкой, и весело побежал домой.
Я отправилась в путь уже с другим настроением. Быстро взбежала на холм и со всех ног кинулась к загону. Разгорячённая и немного уставшая, я вскоре добралась до цели и облегчённо вздохнула, увидев мистера Тедди.
- Здравствуйте! - прижалась я к его руке. - Здравствуй, здравствуй, малышка! - Я пришла рассказать вам, что знаю ту историю, которую вы читали мне прошлый раз.
- Я очень рад, - сказал он, и в глазах затеплилась нежность.
Мы уселись на скамейку, и я поведала о том, как я убежала из дому, о священнике, о картине и желании принадлежать доброму Пастырю.
Мистер Тедди слушал с большим вниманием.
- Слава Богу! - радостно воскликнул он, когда я замолчала.
- Мистер Тедди, а вы тоже овечка Иисуса?
- Да, малышка, я принадлежу к Его стаду вот уже пятьдесят лет...
- Значит вы знаете Его голос? Ведь Иисус сказал: "Овцы Мои слушаются голоса Моего". Я очень хочу слышать Его, но Он почему-то не говорит...
Старый пастух задумался, через несколько минут он поднялся:
-Пойдём со мной. - Мы подошли к изгороди.
- Я сейчас позову овец, а ты понаблюдай за ними.
Мистер Тедди не очень громко, но отчётливо звал овец. Те, что были на лугу, сразу же подняли головы и подошли поближе, а те, что у изгороди спокойно паслись. - А почему они не идут? Может, не слышали? - волновалась я.
- Отлично слышали, - улыбнулся пастух. - Они просто не привыкли к моему голосу. Эти овцы были у другого пастуха, но вот уже два дня, как он заболел, и я присматриваю за ними. Пройдёт ещё несколько дней, я буду загонять их, поить, ласкать, и они привыкнут ко мне, запомнят голос и будут идти на мой зов.
Он помолчал. Затем провёл шершавой рукой по моим волосам:
- Так и ты принадлежишь Пастырю всего несколько дней и потому не знаешь Его голоса.
- А как этому научиться?
Некоторое время он молчал, задумчиво глядя на мирных овечек. Затем, взяв меня за руку, повёл к скамейке.
- Скажи, ты когда-нибудь сознавала, что делаешь плохо?
- Да! И не раз... Когда я кричала, сердилась на тётю, когда увиливала от работы... Я понимала, что это плохо, но не могла сдержаться.
- Так вот, в следующий раз, когда тебе захочется кричать, грубить или убежать из дому, чтобы не помогать тёте, ты остановись и прислушайся. В тебе будут звучать два голоса. Один голос врага. Он настойчиво будет повелевать тебе топнуть ногой, рассердиться, закричать. Но ты не спеши. Постарайся сдержать себя и услышишь другой - тихий, миролюбивый голос. Он нежно будет просить тебя помолчать и сделать то, что просит тётя. Это голос Пастыря. Запомни его. Если будешь повиноваться и прислушиваться к Его голосу, Он дальше будет учить тебя...
Привлечённые ласковым голосом пастуха, овцы подошли совсем близко и стояли у его ног, выжидающе подняв мордочки.
Я встала и протянула на прощание руку.
- Большое спасибо вам, мистер Тедди! Я пойду домой и постараюсь быть послушной своему Пастырю.
- Не забывай, что не ты сама, а Иисус может сделать тебя хорошей. Проси у Него помощи и силы.
- Хорошо! До сви-да-ния! - махала я рукой, убегая.
Филиппа в саду не было. Я вошла в дом и, услышав голоса в столовой, с ужасом поняла, что опоздала на ужин. Это был серьёзный проступок, за который нас наказывали. С виноватым видом я села на своё место, беспокойно взглянув на тётю Маргарет. Она была чем-то огорчена.
- РУФЬ, - строго сказала тётя, - ты опять опоздала?! До каких пор это будет? Пей чай с булкой. Ничего сладкого ты сегодня не получишь.
Для меня это было слишком большое наказание, потому что я очень любила сладости, а на ужин был шоколадный бисквит, который мы так редко ели. Моё радостное настроение сразу куда-то исчезло, и целый поток сердитых слов, казалось, был готов выплеснуться наружу. Я резко подняла голову и открыла рот... Но вдруг вспомнила слова мистера Тедди. Стоит мне сейчас возмутиться, и я не услышу тихого голоса доброго Пастыря. А тогда Он, возможно, больше вообще не станет говорить со мной... Мне было так трудно сдержаться, что я невольно прикрыла рот рукой. Тётя и Филипп посмотрели на меня с большим удивлением.
- В чём дело? - недоверчиво спросила тётя. - Ты что, язык проглотила?
Я промолчала. В этот момент мне вспомнился стих: "Овцы Мои слушаются голоса Моего, и Я знаю их, и они идут за Мною". Идти за Пастырем - значит учиться у Него, подражать Ему, слушаться Его.
- Иисус, пожалуйста, помоги мне не рассердиться! - прошептала я, всем сердцем желая этого. Обращаясь к Пастырю, я поняла, что виновата перед тётей Маргарет и мне нужно просить прощения. Немного помедлив, я подумала, что это не обязательно, тётя и так завтра забудет об этом и простит.
Я молча жевала бутерброд и заметила, что Филипп тоже не ест бисквит, а задумчиво смотрит в окно.
- Тётя, прости меня! - неожиданно сказала я.
Тётя в недоумении вскинула брови. Такое бывало чрезвычайно редко: просить прощения меня обычно заставляли.
- Я постараюсь вовремя приходить... - добавила я, глотая слёзы.
- Прощаю, - коротко сказала тётя и замолчала, как бы ожидая от меня новой выходки.
После ужина тётя Маргарет посоветовала мне пораньше лечь в постель, потому что это был первый день после болезни. Я обрадовалась возможности побыть одной и сразу же поднялась наверх. Я открыла окно и легла. Летние сумерки мягко укрывали сад, наполняя комнату свежим воздухом. В темнеющем небе зажигались серебристые звёзды, и я снова почувствовала себя счастливой, потому что сегодня впервые услышала голос Спасителя и повиновалась Ему. Сердце наполнилось благодарностью и, преклонив колени, я ещё раз поблагодарила Иисуса за победу и за то, что Он знает меня и любит.
Глава 10. Несчастный случай
На следующий день мы с Филиппом отправились в вигвам, чтобы поговорить о моём секрете. Но как только перебрались через лаз, из ямы, словно кролик, выскочил Терри. Он сообщил, что может провести с нами всё утро, а спрятался для того, чтобы, удивить своим неожиданным появлением. Мы спустились к ручью, чтобы составить план прогулки.
По существу, Терри уже всё придумал, а нам осталось только согласиться с ним. Зная об увлечении Филиппа, Терри предложил посмотреть кладку яиц дикого голубя, гнездо которого нашёл на верхушке высокого ясеня. Мы с восторгом приняли это предложение и гуськом двинулись по тропинке вглубь леса. Наш ясень скромно стоял в самой чаще, среди нарядных лиственниц.
Мальчики шли напролом через ежевику и крапиву. Я ж старательно пробиралась по их следу, но всё равно мои ноги были сильно исцарапаны и горели. Когда мы остановились, Филипп сочувственно посмотрел на меня, а Терри сказал: - А Руфь мужественная девочка, правда? Я просияла от счастья и готова была пройти через любые препятствия, только бы Филипп и Терри не чуждались меня из-за того, что я девочка.
Между тем Терри ловко, как пантера, вскарабкался по стволу и в одно мгновение оказался на нижней ветке ясеня. Свесив ноги, он крикнул:
- Филипп, приподними Руфь, я подхвачу её!
Я встала на плечи Филиппа, а Терри тянул меня за руки, пока я не ухватилась за ветку. Я подтянулась и, тяжело дыша от натуги, очутилась рядом с ним.
А Филипп решил по-своему попасть на дерево. Он разогнался и подпрыгнул, но до ветки не достал.
- Залезай, как я! - посоветовал Терри. Но Филипп был настырный. Он снова и снова разгонялся, пока наконец уселся возле нас.
Тётя Маргарет, собирая нам пакет с едой, всегда имела в виду Терри. И теперь, сидя на ветке, мы с удовольствием уплетали свой завтрак, весело раскачивая ногами. Правда, Терри обычно съедал гораздо больше своей порции, но мы не обижались, решив, что дома его не сытно кормят. - Ешьте живей! - скомандовал он, проглатывая последний кусок. - Полезем смотреть гнездо.
Терри взбирался первым. Мы следовали за ним и, конечно, сильно отстали, потому что лазил он быстро, словно бывалый моряк по мачте. Чем выше мы поднимались, тем слышнее было обеспокоенное бормотание голубки. Когда Терри приблизился к гнезду, птица расправила свои жемчужно-серые крылья и села на самую верхушку соседнего дерева. Оттуда она наблюдала за гнездом, в котором мирно лежало два яйца. Гнездо было настолько мелким, что я удивилась, каким чудом яички не выкатываются оттуда. Терри поднял голову и посмотрел на встревоженную мать.
- Неплохое место для наблюдения! - заметил он. - Полезу-ка и я туда.
- Не надо! - запротестовал Филипп. - Ветки вряд ли выдержат тебя! Смотри, какие они тонкие!
Но Терри оказался честолюбивым. Если кто-либо сомневался в его возможностях, он непременно старался доказать обратное, чего бы это ему ни стоило. Так случилось и в этот раз.
- Чепуха! - проговорил он и, оттолкнувшись, ловко перепрыгнул на ствол рядом стоящего дерева.
Мы напряжённо наблюдали, как Терри лез всё выше и выше. Вдруг голубка снялась с места и на полураскрытых крыльях полетела в гнездо.
- Остановись! - умоляюще крикнул Филипп хриплым голосом.
Вместо ответа сквозь зелёную листву донёсся весёлый смех. Терри продолжал подниматься, правда, теперь немного осторожнее.
- Он уже на самой верхушке, - облегчённо прошептал Филипп.
Действительно, на фоне неба чётко вырисовывалась худенькая фигурка, чудом примостившаяся на тонкой ветке. Слабый ветерок развевал его волосы, а чёрные глаза сверкали радостью. Тревожно и восхищённо мы смотрели на Терри, а он, наперекор нашим просьбам, начал раскачиваться вверх-вниз. Несколько движений ветка выдержала, а затем раздался треск, и - Терри оказался в воздухе...
Тишину леса нарушил пронзительный крик, который потом долго преследовал меня, особенно по ночам. Терри стремительно нёсся вниз, с шумом ломая ветки. Послышался глухой удар, и наступила тягостная тишина.
Уже без всякой предосторожности, сдирая колени и руки, мы спускались вниз. До сих пор не могу понять, как мы не свалились вслед за Терри.
Филипп, как только спрыгнул на землю, бросился к Терри, а я обессиленно упала лицом в мох, содрогаясь от горьких рыданий. Я не осмеливалась даже поднять голову , чтобы взглянуть на Терри.
Через некоторое время Филипп подошёл ко мне и тронул за плечо.
- Терри живой, - дрожащим голосом сообщил он и тревожно добавил: - Что же нам делать?
Я перестала плакать и, шмыгая носом, уставилась на Филиппа.
- Сами мы не сможем отнести его в больницу. Нужно ещё несколько человек. Руфь, Терри нельзя оставлять одного, иначе, когда он очнётся, сильно испугается. Ты останься здесь, а я побегу...
- Фил, я так сильно боюсь, - вдруг зарыдала я. - Не оставляй меня, пожалуйста!
Я обхватила его ногу и решила не отпускать ни в коем случае.
- Я вернусь скоро! - убеждал меня Филипп. - А если мы будем медлить, Терри может умереть. Перестань плакать и отпусти меня. Слышишь?
Он мягко освободился от моих рук и вихрем понёсся по лесной тропинке. Я прислушивалась к удаляющемуся треску сухих веток и старалась заставить себя посмотреть на Терри. Ожидая увидеть нечто страшное, я съёжилась, но как только повернула голову, облегчённо вздохнула: Терри спокойно лежал на спине, раскинув руки.
Может быть, он умер? Я похолодела от этой мысли и зажмурила глаза. Но вспомнив, что Филипп просил меня присматривать за Терри, повернулась к нему.
Невольно я стала размышлять о смерти. "Если Терри умер, куда он ушёл? Тело его похоронят, и всё? Нет, Терри пойдёт на небо... Будет ли он там счастлив? " Внезапно я вспомнила церковный двор и надгробную надпись: "Джейн Коллинз. Ушла, чтобы быть с Господом".
"Может, умереть - значит навсегда уйти к Пастырю? - думала я. - И если та девочка была так счастлива, то, наверное, там очень хорошо... Но ведь Терри ничего не знал о добром Пастыре! - со страхом вспомнила я. - Ведь это я виновата в том, что он ничего не слышал о добром Пастыре! О, зачем я берегла свой секрет и не поделилась им с Филиппом и Терри?!"
Я сидела неподвижно, обняв колени и, не спуская глаз, смотрела на Терри. Не один раз уже мне чудилось, что слышу торопливые шаги Филиппа, но это или кролик пробегал по лесной тропинке, или птица порхала среди ветвей, или просто ветер шелестел верхушками деревьев.
Сквозь густую листву пробился солнечный луч и ярким пятном лёг на лицо Терри. Увидев это, я сразу вспомнила об Иисусе, который исцелял больных и воскрешал мёртвых, когда жил на земле.
- Боже, - прошептала я, умоляюще глядя в небо. - Пожалуйста, исцели Терри! Не дай ему умереть, ведь я ещё ничего не рассказала ему о добром Пастыре. Иисус, исцели Терри.
В этот момент я услышала отдалённые голоса и вскоре увидела небольшую группу людей. Впереди бежал Филипп, за ним дядя Питер и доктор Патерсон, который часто посещал нас, когда я болела корью. За ними следовали два человека с носилками. Позже я узнала, что это были санитары "скорой помощи".
Доктор Патерсон опустился на колени возле Терри и стал прощупывать пульс. Затем приподнял веки, осторожно попробовал, сгибаются ли его руки и ноги.
- Мальчик двигался? - спросил он, обращаясь ко мне.
- Нет, - мотнула я головой. - Разве он умер?
- Нет, живой, - доктор Патерсон ласково обнял меня за плечи. - Он сильно ушибся. Ты хорошо сделала, что осталась возле него. А сейчас мы повезём его в больницу и сделаем всё, что возможно...
Терри положили на носилки и осторожно понесли к машине. Взглянув на моё бледное, испуганное лицо, дядя Питер взял меня на руки, словно ребёнка. Я прижалась к его плечу и на душе стало легче и спокойнее.
Посмотрев на Филиппа, я увидела в его глазах столько боли и отчаяния, будто он сам только что упал с дерева. Я поняла, что мои переживания несравнимы с глубоким страданием Филиппа. И мне сильно захотелось облегчить, разделить его боль, но я знала, что утешить Филиппа может лишь надежда на спасение Терри.
Минуя кочки и неровности, санитары медленно ступали по лесной тропинке, стараясь как можно осторожнее нести маленькое разбитое тело. Наконец мы выбрались из леса. Носилки с Терри поставили в машину "скорой помощи". Рядом сел доктор Патерсон. Когда он закрывал дверь, я попросила:
- Пожалуйста, сообщите нам, когда ему станет лучше!
- Хорошо. Завтра как раз я буду проезжать мимо вашего дома и обязательно зайду.
Дверь захлопнулась, и машина умчалась, оставляя за собой облако пыли. Уставшие и унылые, мы поплелись домой. По дороге дядя расспрашивал о Терри и о том, как всё случилось. Но трагедия так сильно потрясла нас, что мы почти ничего не могли рассказать.
Этот день казался нескончаемо долгим и томительным. Мы грустно слонялись по саду, не в силах что-либо делать. Тётя Маргарет, вопреки обычной строгости, сочувствовала нам и, чтобы отвлечь от мрачных мыслей, прочитала какой-то рассказ.
В конце концов, наступил вечер. Тётя пожелала нам спокойной ночи и занялась своими делами, а мы, облегчённо вздохнув, разошлись по своим спальням. Спать не хотелось. Снова и снова в памяти всплывало утреннее происшествие и душераздирающий крик Терри. Меня охватило такое волнение, что стало страшно, и я побежала к Филиппу. Он лежал ничком и плакал. Я прилегла рядом, свернувшись, как котёнок.
- Ты думаешь, Терри умрёт? - всхлипывая спросил Филипп.
- Нет, - твёрдо ответила я.
- Тебе доктор сказал?
Я поняла насколько серьёзен и необходим наш разговор и, отбросив одеяло, села.
- Я тебе расскажу свой секрет, Фил. Мистер Тедди и священник говорили, что мы все похожи на заблудших овец, которые не могут найти дорогу домой. Мы запутались в сетях греха. А добрый Пастырь ищет нас и хочет спасти. Добрый Пастырь - это Иисус Христос. Он хочет жить в нашем сердце и руководить нами. Для этого нам нужно покаяться и попросить у Него прощения. В Евангелии я читала, как говорил Иисус: "Овцы Мои слушаются голоса Моего". Это значит, что Иисус учит всех, кто принадлежит Ему. Помнишь, когда я опоздала на ужин, тётя в наказание не разрешила мне есть бисквит. Знаешь, как мне хотелось рассердиться! Но Иисус помог мне сдержаться, и я не нагрубила. Он теперь живёт в моём сердце, и я хочу всегда, всегда слушаться Его. Ты веришь мне, Фил?
Филипп слушал меня с большим интересом. Лунный свет мягко освещал его задумчивое лицо.
- Продолжай, - тихо попросил он вместо ответа.
- Когда я осталась с Терри в лесу, мне было очень страшно. Вспомнив, как Иисус исцелял больных и воскрешал мёртвых, я сразу же попросила Его спасти Терри. Он услышал меня, Фил! Терри не умрёт! Я думаю ещё, знаешь, почему? Потому что Терри ничего не знает о добром Пастыре. Я должна рассказать ему, чтобы и он принадлежал Иисусу!
Мы молчали, думая каждый о своём.
- Руфь, а ты уже просила прощения у Иисуса? - через некоторое время спросил Филипп.
- Да. В тот день, когда после побега возвращалась домой. Прямо в лесу! - радостно сказала я. - Фил, давай сходим в гости к священнику! Он тебе лучше расскажет, чем я. Я так хочу, чтобы и ты принадлежал доброму Пастырю.
- Ты думаешь Он примет меня?
- Конечно! Ты намного лучше, чем я. И если меня полюбил, то тебя тем более! Филипп грустно покачал головой.
- Нет! Это тебе так кажется. Ты судишь по поступкам, а на самом деле я очень нехороший...
- Ну и что! - не отступала я. - Это не важно. Я покажу тебе картинку, и ты поймёшь. Там нарисована овца. Она, вообще, на самом краю бездны стоит! Но пастырь и оттуда её может спасти, лишь бы она подала свой голос. И ещё, священник говорил, что Иисус уже спас нас, потому что Он умер на кресте за наши грехи и воскрес. Нужно только поверить этому и всё...
- А ночью Иисус слышит молитвы? Если я сейчас попрошу прощения у Него?
- Наверно, слышит... - нетвёрдо произнесла я. - Точно слышит! Я вспомнила! В Евангелии написано, что Он Сам ночью молился, когда жил на земле.
- Тогда я хочу сейчас помолиться, - взволнованно произнёс Филипп.
Я оставила его одного и, прикрыв за собой дверь, юркнула в постель.
Миллионы далёких звёзд и полная серебристая луна были свидетелем покаяния Филиппа.
Глава 11. Снова у священника
Доктор Патерсон сдержал обещание. После завтрака мы вдруг услышали, что у калитки остановилась машина. Сломя голову мы помчались на улицу и чуть не сбили доктора с ног.
- Спокойно, дети, спокойно! - остановил он нас. - Если вы меня повалите, я не смогу ничего рассказать, - шутливо добавил доктор, сгребая нас в охапку.
- Как Терри? - вырвалось у Филиппа.
- Терри жив, - сразу посерьёзнел доктор. - При падении он сильно ударился головой и повредил спину. Теперь ему придётся долго лежать в больнице. Сейчас возле него всё время находится мама. Как только Терри станет лучше, его перевезут в специальную больницу для людей со сложными переломами.
Известия о том, что Терри жив, было достаточно, чтобы мы снова почувствовали себя счастливыми. Мы легкомысленно перестали тревожиться о Терри, не сомневаясь, что он поправится точно так , как мы выздоравливали после кори или простуды.
Время шло своим чередом. В последние дни каникул мы решили навестить всех своих друзей. Филипп прежде всего побывал у знакомого любителя птиц, который показал ему гнездо куропатки. А я ходила к мистеру Тедди, но, к сожалению, не могла поговорить с ним, потому что он был сильно занят.
К священнику мы пошли вдвоём. Я была уверена в радушном приёме, потому смело открыла калитку. Мы вошли и сразу же увидели хозяина - он косил траву неподалёку от дома. Мистер Робинзон тотчас узнал меня и, очевидно, был рад нашему приходу.
- Вы пришли как раз вовремя! - улыбнулся он идя навстречу. - Здравствуйте, друзья!
- Здравствуйте! - ответила я, протягивая руку.
- А это твой брат? - улыбнулся священник приветствуя Филиппа. - Как тебя зовут?
- Филипп, - сдержанно ответил тот, по-видимому, сильно смутившись от такого приёма.
В это время пришла миссис Робинзон и принесла поднос, на котором лежали кусочки пирога с вареньем, шоколадные плитки и стояло четыре стакана чая. Можно было подумать, что нас ждали. Священник с женой устроились в шезлонгах, а мы рядом, на коврике. С удовольствием полакомившись сладостями, мы рассказали мистеру Робинзону о нашем покаянии. Он слушал с особым вниманием и глаза его светились радостью, совсем, как у мистера Тедди. Когда я замолчала, он сказал:
- Очень хорошо, что ты читаешь Евангелие. Это Слово Божье, без которого мы не можем жить и следовать за Пастырем. Однако читать его нужно не просто, где откроется или что нравится. Лучше всего читать по порядку и обязательно с молитвой.
- Мы теперь будем вместе читать, правда, Филипп? - обрадовалась я.
В это время из окна выглянула миссис Робинзон.
- Руфь, если хочешь, зайди, посмотри на наших малышей!
Я тут же вскочила, но, посмотрев на священника, замерла. Может, лучше остаться здесь?
- Если хочешь, иди, моя жена будет очень рада, - увидев моё смущение, сказал он. - А мы с Филиппом ещё побеседуем.
Я с радостью помчалась в дом. Посреди комнаты на коврике ползали два маленьких человечка. Это были близнецы, которым едва исполнилось десять месяцев. Жизнерадостные, весёлые, они были настолько одинаковы, что я не могла их различить.
Миссис Робинзон приготовилась купать детей, и я с удовольствием помогала ей. Затем мы одели их и понесли в спальню. Здесь, над детскими кроватками, я увидела великолепную картину: добрый пастырь стоит на берегу озера, а у его ног стадо овец.
- У меня тоже есть картина с изображением доброго пастыря, - похвалилась я, - только там пастырь спасает заблудшую овечку.
- Мне тоже нравится такая картина, - улыбнулась миссис Робинзон.
- Можно, я ещё когда-нибудь приду к вам? - спросила я, когда малыши уснули.
- Конечно! Ты можешь приходить каждую субботу, если отпустит тётя. Я вижу, ты любишь детей и можешь ласково обращаться с ними. Мне было бы намного легче, если бы у меня была такая ловкая помощница!
- Спасибо вам! - смутившись от неожиданной похвалы, проговорила я и, довольная, побежала во двор.
Мистер Робинзон и Филипп по-прежнему о чём-то серьёзно разговаривали, а мне уже хотелось идти домой и просить у тёти разрешения приходить сюда каждую субботу. К счастью, беседа подходила к концу, и я ещё больше обрадовалась, когда услышала, что священник тоже пригласил Филиппа в гости.
Как только мы пришли домой, я сразу же пошла на кухню.
- Тётя! Можно мне пойти к миссис Робинзон? У них такие хорошие малыши! Я буду помогать купать их и укладывать спать! Можно, правда? - всё сразу рассказала я и даже не заметила строгого взгляда тёти.
- Кто такая миссис Робинзон? И почему это ты без разрешения посещаешь незнакомых мне людей?
- Это семья священника, они хорошие! - сказала я.
- Священник Робинзон? - вспомнила тётя. - Да, я слышала о них... Всё равно, к ним, может быть, сходишь в другой раз, а эта суббота уже занята.
-Как?
- Сегодня приходила мисс Монтгомери и сказала, что к ней приезжает Юлиана. Я пообещала, что ты придёшь в субботу и поиграешь с девочкой.
Я возмутилась.
- Тётя, ты же прекрасно знаешь, что я терпеть не могу эту Юлиану! С ней скучно и совершенно неинтересно! Придётся весь день сидеть в доме и развлекать её... Ну, пожалуйста, разреши мне не ходить! Я ведь пообещала уже миссис Робинзон.
Тётя была неумолима.
- Этого не нужно было делать! И впредь никогда не принимай приглашения без моего согласия! Услышав такой решительный отказ, я окончательно потеряла самообладание и закричала от возмущения и разочарования!
- Ни за что не пойду! Не хочу! И ты не заставишь меня!
- Сейчас же иди спать! - строго сказала тётя. - Не желаю больше слушать твои дерзости. Я думала, что ты действительно решила жить по-другому, но, оказывается, ошиблась!
Высоко подняв голову, я направилась к выходу.
- Мне совершенно безразлично, что ты думаешь обо мне!
Однако это было совсем не так. Поднимаясь по лестнице, я вдруг с ужасом осознала, что натворила. Казалось, сердце моё разорвётся на части от горя и раскаяния. Я бросилась в постель и заплакала. Почему я не прислушалась к голосу доброго Пастыря? Теперь Он, возможно, никогда не заговорит со мной и даже перестанет меня любить! А если Он отвергнет меня, что тогда делать?
- Что случилось, Руфь, ты почему так сильно плачешь?
Я была так поглощена своим горем, что не слышала, как вошла тётя. Она принесла стакан молока и печенье. Присев на край кровати, тётя Маргарет нежно погладила мои волосы.
Почувствовав её прикосновение, я затихла и вдруг решила, не тая, всё рассказать.
- Я нагрубила тебе, тётя, прости меня! - тронула я её за руку. - Может быть, добрый Пастырь откажется от меня и не захочет говорить?
- О чём ты говоришь, Руфь? - явно не понимая моих слов, спросила тётя.
Я соскочила с кровати и, достав Евангелие, вынула заветную картинку и подала тёте.
- Добрый Пастырь нашёл меня, и я уже принадлежала Ему, - глотая слёзы, пояснила я. - Но... сегодня так сильно огорчила Его. Наверно, Он не захочет больше простить мне...
Тётя Маргарет внимательно смотрела на картинку, сосредоточенно слушая мою исповедь. Немного помолчав, она спросила:
- Кто тебе дал её?
- Мистер Робинзон. Он и рассказал о добром Пастыре. Ты слышала когда- нибудь об Иисусе? Скажи, Он может простить меня?
Тётя Маргарет молчала и, казалось, я не дождусь ответа.
- Тётя, - нетерпеливо прошептала я, - тётя прости меня, пожалуйста, прости!
- Прощаю... Думаю, что Иисус тоже простит, если ты попросишь Его.
Я заметила, что тётя сильно волнуется, но не знала почему. Она терпеливо подождала, пока я поужинала и, пожелав спокойной ночи, ушла.
Я бросилась на колени и, не сдерживая слёз, просила прощения у Пастыря, желая навсегда принадлежать только Ему и быть всегда послушной.
Глава 12. Письмо
Школьные занятия закончились, и наконец-то наступили долгожданные каникулы. Доктор Патерсон время от времени рассказывал нам о самочувствии Терри, которого уже перевезли в детский госпиталь. Мы часто посылали ему письма, подробно описывая о жизни леса, но он, к сожалению, до сих пор ни разу не ответил нам.
Однажды почтальон принёс конверт, адрес на котором был написан незнакомым почерком. Мы очень удивились. Почерк родителей мы знали хорошо, они часто писали нам, но этот...
Достав небольшой клочок бумаги, мы прочитали:
"Дорогие Филипп и Руфь! Меня уже привезли домой, но я по-прежнему не встаю с постели. Приходите навестить меня. Терри. Мой адрес: Виллоу коттедж, Тенджелвудз".
Мы тотчас побежали к тёте, сообщить ей новость и спросить разрешения посетить Терри. Конечно, она отпустила нас, заботливо наставляя:
- Только не заблудитесь и не задерживайтесь долго. Помните, что ему нельзя переутомляться.
- Хорошо! - торопливо пообещал Филипп. Мы стремглав помчались наверх взять какой-нибудь гостинец для Терри. Я достала шоколадку, которую хранила ко дню рождения Филиппа, а он разыскал рогатку. Мы спрятали подарки в карманы и отправились.
Как ни старалась тётя подробно объяснить нам дорогу, мы были настолько возбуждены, что почти ничего не запомнили и заблудились. Но у ручья встретили женщину, которая посоветовала нам идти по узенькой тропинке, никуда не сворачивая.
Мы спустились с холма и увидели полуразвалившееся строение с поломанной трубой. Это была заброшенная каменоломня. До сих пор здесь валялись огромные камни, и лишь кое-где пробивалась зелёная трава.
Я никак не могла понять, кто построил дом в такой мрачной низине, когда на цветущих холмах было столько места! Позже мы узнали, что эта хижина была построена для хранения динамита и только недавно превращена в жилище.
Это была настоящая хижина. С разбитыми окнами, заткнутыми тряпками и крапивой на крыше она выглядела такой одинокой и заброшенной, что мы в нерешительности остановились. Не может быть, чтобы здесь жил Терри. В это время открылась дверь, и на пороге показалась женщина. На её угрюмом лице не было ни приветливости, ни улыбки. А чёрные волосы, неаккуратно подобранные под платок, придавали сердитый вид. Казалось, будто мы ей чем-то не понравились.
Некоторое время мы молчали, глядя друг на друга.
- Что вы хотите?- в конце концов сурово спросила она.
- Извините, - робко промолвил Филипп, - Терри здесь живёт? Он написал нам письмо и просил прийти.
Выражение лица у женщины нисколько не изменилось. Она ещё раз окинула нас подозрительным взглядом.
- Значит, это вы были с Терри, когда он упал?
- Да, - виновато ответил Филипп.
- Зачем же вы позволили ему так высоко лезть? Мы молчали.
- Ну что ж, заходите, он давно ждёт вас.
Женщина резко распахнула дверь и вошла вовнутрь. Крепко взявшись за руки от волнения, мы последовали за ней и оказались в мрачной комнате с единственным, где-то под потолком, маленьким оконцем.
Однако через мгновение мы перестали замечать всё это и с радостным возгласом ринулись в угол, где на кровати лежал Терри.
Мы не виделись с ним долгих три месяца.
Терри даже не улыбался. Его болезненное лицо выражало боль и страдание. Казалось, Терри разучился улыбаться. Он протянул нам руку и серьёзно заметил: -Я жду вас с самого утра. После приветствия наступило долгое, тягостное молчание, потому что никто из нас не знал, о чём говорить дальше. Наконец Филипп спросил:
- Терри, тебе понравилось в больнице?
- Там было неплохо, - признался он, - только надоело лежать неподвижно целыми днями и смотреть в потолок. Здесь тоже, кроме стены, ничего не увидишь. Окно слишком высоко, да и за ним одни камни!
- Может, вынести кровать на улицу? - Я с сомнением посмотрела на тяжёлое железное сооружение, на котором лежал Терри.
Он печально покачал головой.
- Она не пройдёт в двери... К тому же мне нельзя двигаться: страшно болит спина.
- У тебя есть книги? - спросил Филипп, чтобы отвлечь Терри.
- Нет. Я плохо читаю. Правда, с удовольствием посмотрел бы книги с картинками... Увидеть бы горы, деревья, птиц и вообще - природу, - голос его слегка задрожал.
Бедный Терри! Мы испытывали щемящую жалость к нему, но не знали как и чем утешить.
- Я принесу тебе свои альбомы, в которых мы рисовали, - пообещал Филипп. - Мы будем часто приходить к тебе и рассказывать, что происходит вокруг, а когда уйдём, ты закроешь глаза и представишь всё это. Знаешь, как выглядят сейчас окрестности Тенджелвудза? На лугах лежит скошенное сено, иван-чай только-только покрывается ворсинками, хмель скоро созреет и уже издаёт сильный запах, яблоки в садах наливаются так, что ветки склоняются под их тяжестью. Уже давно расцвели маки, васильки и ромашки, и на полях созревает пшеница. От ветра она шумит и волнуется, как море. В следующий раз мы принесём тебе цветы и яблоки. Терри заметно оживился. Слабый румянец слегка окрасил почти бесцветные щёки.
- Вы пойдёте убирать хмель? - с тоской спросил он.
- Если тётя разрешит, - ответила я. - Тогда мы могли бы заработать немного денег и добавить к своим сбережениям на фотоаппарат, правда, Фил?
Он молча кивнул.
- Я обычно зарабатывал много денег на хмельнике, - вспомнил Терри. - Их хватало даже на зимние ботинки. А теперь, наверное, мама будет работать там. Она из-за меня уволилась...
- Терри, я недавно видела цыган, - сообщила я. - Их табор расположился на поле мистера Лейка. У них много маленьких детей. Мне так хочется быть цыганкой, а тебе?
Терри, который знал о цыганах намного больше, чем я, мрачно покачал головой.
- Будь довольна тем, кто ты есть, - мудро посоветовал он.
Постепенно мы разговорились и не заметили, как пролетело время. Мама Терри принесла ужин: чашку крепкого чая и кусочек хлеба, слегка смазанный маргарином. Я сразу же вспомнила про шоколад и сунула руку в карман. К сожалению, он немного подтаял, но всё же был хорош. Увидев гостинец, Терри сильно обрадовался. Рогатку мы не подарили: теперь она была ни к чему.
Вспомнив наказ тёти, мы засобирались домой.
- Терри, когда ты будешь ходить? - спросил Филипп.
С минуту Терри молчал. В его глазах появился испуг и страдание.
- Может быть, никогда, - прошептал он с горечью. - Они думают, что я ничего не подозреваю... В больнице я однажды услышал, как доктор говорил сестре: "Для него всё кончено". Думаю, они вернули меня домой, потому что ничем уже не могут помочь.
Мы ужаснулись и снова ничего не смогли сказать в утешение.
Прощаясь, Терри спросил:
- Когда вы придёте?
- Наверное, послезавтра, - пообещал Филипп.
- Точно? - оживился Терри.
- Обязательно! - заверили мы и вышли на улицу.
Мама Терри проводила нас косым взглядом и что-то буркнула на наше прощание.
- Какая она сердитая! - заметила я, когда мы выбрались из этой мрачной лощины. - Как хорошо, что это не наша мама!
Всю дорогу мы подавленно молчали, переживая за Терри и стараясь что- нибудь придумать, чтобы скрасить его унылую и печальную жизнь. Неожиданно для самой себя я поняла, что никакие развлечения, разговоры и книги, не заменят настоящего общения с живой природой, когда в садах зреют яблоки, а на полях колосится пшеница...
Глава 13. Вылазка при луне
В течение нескольких последующих недель мы навещали Терри очень часто. Я думаю, что именно наши посещения поддерживали его жизнь в те долгие, мрачные дни. Мы отдавали Терри все свои сладости, приносили яблоки, а Филипп подарил все книги по природоведению. Хотя мы по-прежнему ощущали на себе неприязненный взгляд его матери, а Терри ни разу не поблагодарил нас, слабый румянец на его обычно бледных щеках и радость в глазах были для нас лучшей наградой.
Тёте Маргарет мы подробно рассказывали о состоянии Терри, и она иногда передавала ему гостинцы.
Наши взаимоотношения с тётей совершенно изменились: я больше не увиливала от работы и старалась всегда помогать ей. Спустя некоторое время я поняла, что домашняя работа может стать очень интересной, если выполнять её охотно и добросовестно. Тётя ни словом не обмолвилась о перемене, происшедшей во мне, но я видела, что она довольна мной. Мы охотно разговаривали на разные темы и даже делились своими тайнами.
Дядя Питер тоже не остался равнодушным к Терри. Он не раз отправлялся с лестницей в сад и снимал для него самые большие красные яблоки. Размером они были с крупный грейпфрут, а если натереть их до блеска, то можно было смотреться, как в зеркало. Терри всегда радовался нашему приходу и яблокам, которые понравились даже его маме.
- Это у вас в саду растут такие? - спросила она, когда в очередной раз мы вложили яблоко-великан в исхудалые руки Терри.
За всё это время мать Терри впервые заговорила с нами.
- Да, - смущённо улыбнулась я. - У нас много яблонь. Скоро будут снимать урожай, и тогда мы принесём больше яблок.
Мать Терри, как всегда, пробормотала что-то непонятное и ушла. Но всё же нам было приятно, что наконец-то она вступила в разговор.
Лето в этом году выдалось жаркое, и вечером в наших комнатах было очень душно. Обычно мы открывали окна и долго лежали, прислушиваясь к ночным звукам, пока, наконец . ночная прохлада наполняла комнату, и мы засыпали.
Как-то раз вечером я на цыпочках прокралась в комнату Филиппа и увидела, что он сидит на подоконнике распахнутого окна. Я села рядом.
- Руфь, почему ты не спишь?
- Не могу уснуть...
- Смотри, во-о-он из-за той ели выглядывает луна! - восторженно прошептал Филипп, и мы, затаив дыхание, наблюдали, как она плавно поднималась над деревьями. Казалось, луна запуталась в тёмных ветвях, но скоро освободится и зальёт весь мир своим мягким, серебристым светом, - Фил, ты когда-нибудь был в горах ночью?
- Нет. А что?
- Давай, сходим сегодня! Пролезем через дыру в заборе... Нас никто не увидит. Пойдём, Фил! ?
Филипп колебался.
- Тебе не кажется, что мы поступим очень плохо? Мы ведь решили вести себя как можно лучше!
- А что в этом плохого? Мы просто полюбуемся природой, понаслаждаемся тишиной леса... Разве это непослушание? Во-первых, мы не делаем никакого зла, а во-вторых, тётя Маргарет никогда не говорила нам, что ночью нельзя выходить на улицу и смотреть на луну.
Филипп минуту-другую обдумывал мои доводы. Должно быть, они показались ему достаточно разумными, потому что он тихо спросил:
- Нам надо переодеться?
- Я просто накину плащ, - быстро придумала я. - А ты... переоденься и тоже возьми плащ.
Сказано - сделано. Через несколько минут мы тихонько спустились вниз и на цыпочках подошли к парадной двери. Филипп чуть слышно повернул ключ - дверь заскрипела, и мы застыли в испуге. Но тётя и дядя, должно быть, крепко спали и ничего не слышали. Мы бесшумно прикрыли за собой дверь, вышли на свежий воздух и огляделись. Небо с миллионами звёзд казалось далёким и торжественным. Мы взялись за руки и осторожно стали пробираться через сад к нашему перелазу. Тёмные ветви и тени деревьев фантастически переплетались, образуя что-то неведомое, страшное и угрожающее. Мне уже хотелось вернуться домой, но Филипп решительно шёл вперёд, не выпуская мою руку. Мы пролезли через дыру и стали подниматься по каменистой тропе. Миновали башню, на которой находились большие часы, и вскоре оказались на высокой скале.
Как здесь было прекрасно! Казалось, весь мир, облитый лунным светом, лежал у наших ног.
- Пойдём ещё дальше! - предложил Филипп, увлекая меня за собой.
Мы взбирались молча, пока не достигли вершины северного холма и остановились возле небольшой пирамиды из камней, обозначающей самую высокую точку. Несмотря на глубокую ночь, мы увидели перед собой захватывающую картину: внизу угадывались тёмные очертания башни, дальше простирались долины с крапинками огней, а далёкое озеро сверкало под луной, как сказочное.
Дольше всего мы смотрели в необъятную глубину ночного неба с мириадами звёзд. Одни ярко сияли, а другие слабо мерцали в ровном свете луны. Мы были покорены величественным мирозданием, раскинувшимся над нами.
- Надо возвращаться, Руфь, - опомнился Филипп. - Уже очень поздно!
Мы не чувствовали усталости и весь обратный путь с лёгкостью горных коз, перепрыгивая через камни, громко пели, не опасаясь, что нас кто-нибудь услышит. И только возле перелаза я вдруг почувствовала сильную усталость.
- Фил, я так хочу спать...
- Я тоже. Мы уже почти дома. Самое главное - незаметно пробраться наверх. Будет ужасно, если нас заметит тётя!
Мы вошли в сад. Вдруг Филипп замер на месте и до боли сжал мою руку. Я посмотрела вперёд и, оцепенев от страха, едва удержалась, чтобы не закричать.
Глава 14. Полуночное приключение
Между деревьями, навстречу нам, двигалась высокая, тёмная фигура. Она, по- видимому, не замечала нас и торопливо шагала к перелазу. Меня объял такой ужас, что, не будь рядом Филиппа, я, наверное, потеряла бы сознание.
- Она ворует яблоки! - прошептал Филипп. - Смотри, почти целый мешок набрала. Нужно остановить её, ведь это наши яблоки!
Я не могла выговорить ни слова и, крепко прижавшись к Филиппу, невольно шагнула следом, когда он решительно вышел из-за деревьев и оказался лицом к лицу с незнакомкой. Луна осветила её лицо, и мы моментально узнали женщину - это была мать Терри.
Она испуганно вскрикнула и от неожиданности уронила мешок. Яблоки покатились в разные стороны, а женщина бессильно опустилась на траву, закрыла лицо плащом и начала что-то бессвязно бормотать. Пока мы недоумевали, она вдруг гордо вскинула голову и сказала:
- Значит, вы даже ночью шпионите за мной? - В её голосе прозвучала еле сдерживаемая ярость. - Теперь вы сообщите в милицию и меня заберут от умирающего сына... У вас есть всё: и хорошая пища, и одежда, и дом. Вам жаль нескольких яблок для мальчика, который голодает и умирает на моих глазах.
Она закрыла лицо и горько, безутешно зарыдала. Я с тревогой взглянула на Филиппа. Он стоял, нахмурив брови, и обдумывал, как поступить. Затем опустился рядом с плачущей женщиной.
- Мы вовсе не следили за вами, - мягко сказал Филипп, а оказались здесь совершенно случайно, возвращаясь с прогулки.
Мать Терри перестала плакать, подняла голову и умоляюще произнесла:
- Я знаю, что поступила очень нехорошо! Но Терри умирает... Доктор сказал, что ему нужно давать больше молока и хорошей пищи, но... я не могу ничего купить ему. Дети, я не буду больше воровать, не буду!
- Мы никому не расскажем об этом, - утешил её Филипп. - Только не надо брать чужое. Неужели нельзя как-нибудь заработать деньги?
Женщина безнадёжно покачала головой.
- Я не могу оставить Терри одного. Она доверчиво посмотрела на нас, умоляя понять её.
- Мы постараемся придумать что-нибудь и помочь вам, - пообещал Филипп. - Не переживайте, мы никому не расскажем, правда, Руфь?
- Конечно! - заверила я.
Мать Терри подобрала пустой мешок и скрылась в темноте раньше, чем мы успели попрощаться с ней.
- Почему ты не отдал ей эти яблоки? - с укоризной спросила я.
- Разве мы можем делать это без дяди и тёти? Это будет воровство! - решительно возразил Филипп. - Я придумал, как помочь маме Терри! А сейчас пойдём спать,
Я тоже сильно устала и не пыталась ни о чём расспрашивать. Мы тихонько проскользнули наверх и забрались в постель. Я уже почти уснула, как вдруг в дверях появился Филипп.
- Сколько у нас денег в копилке? - прошептал он.
- Три фунта девяносто четыре пенса...- едва пробормотала я и в следующее мгновение уже крепко спала.
Глава 15. "Блаженнее давать"
На следующее утро мы, конечно, проснулись очень поздно. Переживая не случилось ли что с нами, тётя Маргарет поднялась наверх.
- Вы, наверное, бегаете вечером друг ко другу и не сразу засыпаете? - строго заметила она. - Придётся запирать ваши комнаты.
Мы переглянулись и ничего не сказали, потому что боялись дальнейших расспросов. К счастью, тётя затеяла большую стирку, и у неё не было времени для разговоров. Я изо всех сил старалась помогать ей, хотя сгорала от нетерпения узнать, что же придумал Филипп.
Сегодня тётя Маргарет была в хорошем расположении духа, и мы дружески разговаривали. Удивительно, как изменились наши взаимоотношения! "Это, наверное, потому, что Иисус живёт в моём сердце, - подумала я. - Да и тётя стала какая-то добрая и ласковая. Нужно спросить, может, у неё найдётся лишнее одеяло для Терри?"
- Вот и управились! - облегчённо вздохнула тётя, снимая передник. - Вдвоём намного быстрее!
Я быстро протёрла пол в ванной и помчалась наверх. Филипп сидел в своей комнате и считал деньги.
- Три фунта девяносто четыре пенса, - задумчиво произнёс он, когда я пристроилась рядом. - А я видел фотоаппарат за четыре фунта семьдесят пенсов. Может быть, к Рождеству мы сможем купить его... А если отдать пятьдесят пенсов... -Филипп тяжело вздохнул.
- Кому отдать? - не поняла я.
- Матери Терри, на молоко.
- А зачем так много? На это хватит и двадцать пять, - возразила я. - Фил, давай попросим у тёти какое-нибудь одеяло для Терри! Я думаю, она даст.
- Давай! Как ты додумалась до этого? Ему, действительно, холодно лежать в той хижине...
- Когда мы пойдём к Терри?
- Может, сейчас? Я на всякий случай возьму все деньги.
Я положила в сумочку Евангелие, свою любимую картинку, и мы отправились. Филипп был молчалив и, кажется, печален. Его угнетала какая-то мысль. Я решила, что он переживает из-за фотоаппарата и поспешила утешить:
- Фил, если мы отдадим пятьдесят пенсов, всё равно купим фотоаппарат!
Филипп ничего не сказал. Было видно, что он вообще не хочет разговаривать на эту тему.
Спускаясь в низину, мы вдруг увидели мать Терри. По-видимому, она ждала нас.
- Я хочу поговорить с вами, прежде чем вы встретитесь с Терри, - тревожно сказала она. - Пообещайте, что не скажите ему о встрече в саду. Я сделала это ради него, но если он узнает, сильно расстроится. Он всегда был честным мальчиком...
- Нет, мы ни в коем случае не скажем ему! - горячо заверил Филипп.
Мы присели на ствол сломанного дерева. Разговор не клеился. Филипп беспомощно смотрел на меня, а я, не зная, что делать, рассматривала колокольчики, растущие вокруг. "Что, если Филипп, действительно, даст только двадцать пять пенсов? - переживала я. - Надо отдать всё. Нельзя жалеть..."
- Мы принесли немного денег на молоко, - наконец сказал Филипп и высыпал содержимое копилки прямо в подол матери Терри. - Три фунта, девяносто четыре пенса. Больше у нас нет, - с сожалением добавил он и спрятал пустую копилку в карман.
- Можно, мы пойдём теперь к Терри? - спросил он и, не дожидаясь ответа, направился вниз.
Я замерла. Мне так хотелось сделать что-нибудь приятное для этой женщины. Но что? Вдруг я вспомнила о картинке и полезла в сумочку.
- Я хочу подарить вам вот эту открыточку. Она мне очень нравится. Здесь пастырь спасает заблудшую овечку.
- Спасибо! - обрадовалась женщина.
Я как на крыльях помчалась вслед за Филиппом.
- Руфь, ты не против, что я отдал все деньги? - как-то виновато спросил Филипп, когда мы возвращались домой. - Я не могу думать о фотоаппарате, когда Терри так сильно болен.
- Я очень рада, что ты так сделал. Когда мы сидели на поляне, у меня тоже было такое желание, но я не знала как сказать об этом. Я вспомнила Иисуса, который отдал жизнь Свою, чтобы спасти нас, и решила, что совершенно несправедливо отдать только часть денег.
- А мне так тяжело было, Руфь. Я думал, что буду очень несчастным, но получилось наоборот! Я от всей души рад, что хоть чем-то помог Терри!
- Знаешь, Филипп, я точно так думала, когда отдавала свою открытку. Но, странно, я сейчас так счастлива!
- У меня было такое мнение, что отдавать - это грустно и тяжело. Но, оказывается, это совсем не так, правда? Да и откуда мы знали бы это, если всегда только получали..
Глава 16. Мы зарабатываем деньги
Почти каждую субботу мы неизменно бывали у священника и настолько сдружились, что не скрывая всё рассказывали ему.
Как-то раз мы заговорили о Терри.
- Мистер Робинзон, навестите когда-нибудь Терри, - попросила я. - Мы рассказывали ему об Иисусе, но он даже не хочет слушать и говорит, что если бы Бог любил его, то давно уже исцелил бы. Я не знаю, что сказать ему на это.
- Когда Бог допускает болезни, Он не всегда объясняет причину, а говорит только, что всё это нам ко благу, - задумчиво сказал священник. - Если мы любим Иисуса, нам легко согласиться с Ним и вполне доверять Его действиям. И всё же Терри быстрее прислушается к вашим словам, потому что вы - друзья. - Нет, он не хочет слушать нас! - убеждала я. Он сразу же переводит разговор на другую тему и сердится, если мы продолжаем...
- Тогда вы ничего пока не говорите, чтобы не раздражать его. Начните каждый день молиться о нём, и Бог ответит на вашу просьбу! А я постараюсь навестить его.
Вскоре мистер и миссис Робинзон уехали в отпуск на целых три недели.
Как раз в это время началась уборка хмеля, и тётя впервые позволила нам поработать на хмельнике.
Мы ревностно принялись за дело и каждый вечер, в шесть часов, вместе со взрослыми получали дневную плату. Отказавшись даже от мысли купить фотоаппарат, мы решили собрать деньги на тёплое одеяло для Терри. Тётя Маргарет тоже охотно согласилась помогать нам и передавала кое-какие вещи и продукты для него.
Совсем неожиданно мы нашли ещё один способ зарабатывать деньги.
Однажды рано утром мы побежали на луг. Разувшись, бегали по серебристой от росы траве и, гоняясь друг за другом, визжали от восторга.
- Руфь! Смотри, что я нашёл! - вдруг выкрикнул Филипп.
- Гриб! - обрадовалась я и, пристально всматриваясь в траву, сказала:
- Давай поищем ещё!
Грибов было много. При желании мы могли бы набрать целую корзину, но у нас её не было.
- Давай будем собирать просто в кучу! - предложила я, уже набрав целую пригоршню.
Вскоре на лугу вырос небольшой холмик, чем-то похожий на муравейник.
- Руфь, снимай свою кофту! - неожиданно скомандовал Филипп. - Мы завяжем рукава и отнесём в ней грибы.
Мы с трудом тащили ношу, от которой кофта растянулась до самой земли.
Тётя Маргарет, конечно, обрадовалась грибам, однако способ их доставки огорчил её.
- Ты же могла простудиться, Руфь! И как вам приходят в голову такие мысли? Посмотри на свою кофту, на что она стала похожа! Чтобы это было последний раз.
Тётя Маргарет дала мне ложку какого-то лекарства от простуды и велела постирать кофту. Правда, мне это не очень понравилось, но я решила послушаться и не раздражать её.
По просьбе Филиппа тётя разрешила продать часть грибов мистеру Даниэлю. Обрадовавшись, мы поспешили к нему.
- Какие же вы молодцы! - всплеснул руками хозяин, увидев корзину с грибами.
Поправляя большие роговые очки, он торопливо приговаривал:
- Я заплачу вам, как полагается! Можете приносить ещё, я не откажусь. Спасибо вам, ребята, спасибо!
Действительно, он неплохо заплатил нам, и мы, довольные, не один раз ещё приходили к нему с полной корзиной.
Наша копилка быстро наполнялась, и мы стали уже поговаривать о красивом одеяле для Терри. Однако случилось непредвиденное.
Один раз мы пошли к Терри через лес и по пути нарвали много слив, которыми хотели угостить его.
Терри был один в душной, непроветренной комнате. Он внимательно рассматривал картину, которую его мама повесила на стене. Терри так задумался, что даже не заметил, как мы вошли.
- Здравствуй, Терри! - присели мы рядом с ним. - А где твоя мама?
Терри безрадостно посмотрел на нас и нехотя ответил:
- Её уже давно нет.
- Куда же она ушла?
- Не знаю.
Терри замолчал. Но, посмотрев на картинку, сердито сказал:
- Заберите эту открытку! Она тревожит мою мать. Раньше она плакала очень редко, а теперь как только посмотрит на эту овцу, так начинает всхлипывать.
- Но я не могу это сделать, - не соглашалась я. - Это ведь картина твоей мамы! Я что, должна украсть её?
Терри устало провёл рукой по волосам и отвернулся.
- Я хочу умереть... - в отчаянии проговорил он через некоторое время.
Никогда раньше мы не видели Терри в таком состоянии и, желая чем-то утешить, предложили ему сливу, но он с отвращением оттолкнул её.
- Меня тошнит. Может, поем позже... Мы поняли, что Терри тяжело от нашего присутствия, и поспешили уйти.
- Филипп, мы каждый день молимся о Терри, но почему-то ему не лучше, - жалобно проговорила я, когда мы поднимались на холм.
- Доктор говорит, что Терри уже не поправится.
- Но ведь Бог всё может! Помнишь, Иисус даже мёртвых воскрешал! - не отступала я. - И всё же Терри становится всё печальнее.
- Я думаю, что это не от болезни, - задумчиво произнёс Филипп. - Скорее всего, от этой мрачной, хижины. В комнате так душно, не удивительно, что Терри тошнит. Может , надо молиться, чтобы Терри забрали в больницу?
Филипп промолчал, потому что в это время мы вошли в калитку и чуть не наткнулись на тётю Маргарет. Она шла по дорожке... с мамой Терри!
Мы удивились, потому что тётя Маргарет, обычно не любившая нищих и цыган, любезно беседовала с бедной женщиной, поддерживая её под руку.
Они не обратили на нас никакого внимания, и мы постарались быстрее проскользнуть в дом, чувствуя, что мать Терри не хочет встречаться с нами.
- Зачем она пришла? - тревожно спросил Филипп, наблюдая за гостьей из окна.
- Может, попросить что-нибудь для Терри? - рассудила я.
- Не похоже, - протянул он и спрыгнул с подоконника, потому что тётя Маргарет уже входила в дом.
Она была чем-то расстроена и сразу же прошла в свою спальню.
Тётя долго не выходила, от чего, теряясь в различных догадках, мы забеспокоились. Когда в конце концов она появилась на кухне, то была внешне спокойна. Тётя Маргарет стала готовить ужин, не обращая никакого внимания на наши вопросительные взгляды. По её грустному лицу было видно, что она думает совсем не о еде.
На следующий день, как только мы позавтракали, тётя Маргарет сообщила:
- Я сейчас ухожу и, возможно, вернусь поздно. Руфь, приготовь, пожалуйста, обед. Хорошо?
От удивления и неожиданности я не произнесла ни слова и только кивнула головой в знак согласия. Тётя никогда никуда не уходила и никому не доверяла готовить обед. Без всякого сомнения, это было чрезвычайно важное дело. Мы сгорали от любопытства, но задавать вопросы не решались.
Тётя рассказала, что и как приготовить, попросила Филиппа помочь мне и ушла.
Неожиданно оказавшись в роли хозяев, мы охотно принялись за работу. Я перенесла посуду из столовой на кухню, налила в мойку воды и покрошила туда почти целый кусок мыла. Вода от него вспенилась так, что из мойки полезли большие мыльные хлопья. Мы бросились собирать эти белоснежные комья, а от них отделялись радужные шарики и летали по комнате, лопаясь от соприкосновения с чем-нибудь. Мы носились по кухне, не скрывая своего восторга.
Вдруг я вспомнила, что хозяйке неприлично вести себя так, и вернулась к мойке. Погрузив руки в воду по самые локти, я перемыла посуду, и мы принялись за уборку. Филипп вынес все коврики и дорожки в сад, а я быстро помыла пол. Затем, подпрыгивая вместе с ковриками, мы вытряхивали из них пыль. Как чудесно быть хозяевами, хотя бы только до обеда.
Управившись, я помыла картошку и поставила её варить. Затем достала сковородку, чтобы пожарить оладьи с яблоками. К счастью, тётя приготовила тесто, и мне осталось совсем мало работы. Я старалась изо всех сил, и оладьи, на мой взгляд, выглядели очень аппетитно, хотя на кухне подозрительно пахло горелым.
Как только я закончила все приготовления, пришла тётя Маргарет. Красная от волнения, я подала обед и с радостью отметила, что тёте он понравился, хотя она ничего не сказала про оладьи, которые, к сожалению, никто не ел.
Настроение у тёти Маргарет было хорошее. Она весело поглядывала на нас и загадочно улыбалась. В конце концов, Филипп не выдержал:
- Тётя, ты всё успела сделать?
- Да, - коротко и как-то торжественно произнесла она.
С минуту помолчав, она радостно сверкнула глазами:
- У меня есть один секрет, который я открою вам лишь после того, как поговорю с дядей Питером.
Этот ответ ещё больше возбудил наше любопытство. Мы то и дело бегали за калитку, посмотреть, не идёт ли дядя с работы. И как только заметили его, помчались на кухню:
- Дядя Питер идёт! Тётя, рассказывай секрет!
- Да подождите вы! - смеясь, отмахивалась она. - Я же сказала вам, что прежде мне нужно поговорить с дядей. Бегите лучше в сад!
Глава 17. Секрет
Тётя Маргарет пришла к нам, когда лёгкие сумерки, пропитанные ароматом поздних роз, окутали сад. Мы сели на скамейку и нетерпеливо попросили:
- Расскажи же нам свой секрет!
- Хорошо, - сразу же согласилась тётя. - Но прежде я хочу знать, что вы делали в саду ночью, несколько недель назад?
От этого вопроса я подскочила и густо покраснела, хотя в голосе тёти не было слышно ни гнева, ни даже недовольства.
После неловкого молчания Филипп с невинным видом объяснил:
- В ту ночь мы никак не могли уснуть и решили поближе посмотреть на луну и звёзды. Мы оделись и побежали на северный холм...
- Вы ходили на вершину холма одни, тёмной ночью?! - перебивая Филиппа, в ужасе воскликнула тётя.
- Но ведь ты никогда не запрещала нам ходить туда! - попыталась оправдаться я.
- Есть множество запретов, о которых не говорят, но вы их прекрасно знаете! - строго остановила меня тётя. - Пообещайте, что пока живёте у меня, вы не пойдёте туда ночью!
- Хорошо! - согласились мы с самым серьёзным видом.
- Вам, конечно, интересно, как я узнала об этом, - продолжала тётя.
В общем-то мы уже догадывались, но помалкивали, не желая выдавать себя.
- Вчера, после того, как вы ушли к Терри, меня навестила его мама. Она рассказала, как несколько недель назад оказалась в совершенно безвыходном положении. У неё не было денег, чтобы купить Терри хорошие продукты. Увидев яблоки, которые вы принесли мальчику, она решила пробраться в сад и нарвать их для продажи. Два раза ей удалось это сделать, но потом вы увидели.
Мы слушали с виноватым видом и старались понять, сердится тётя или нет за то, что мы промолчали об этой встрече.
- Вы пообещали ей никому не говорить, - продолжала она, - и это было неразумно. Если бы я знала их нужду, давно помогла бы.
Мы сидели совсем тихо, прислушиваясь, как мягкий ветерок нежно ласкал листву, а где-то далеко, далеко тревожно кричал филин, Помолчав, тётя продолжала:
- Мама Терри вернула мне ваши деньги и рассказала, как картинка, которую подарила Руфь, заставила её задуматься о жизни и придти к Богу.
Она рассказала, что Терри умирает в жалкой лачуге без света и свежего воздуха. Сегодня утром я посетила их и увидела всё своими глазами. Как это тяжело... Терри совершенно беспомощен, а она не может работать, чтобы хорошо кормить его. Отправлять мальчика в больницу она не хочет, потому что он не вынесет разлуки.
Тётя печально смотрела в ночную темноту. Казалось, она забыла о нас и просто рассуждала вслух.
- После разговора с этой женщиной, в глубине своего сердца я услышала голос доброго Пастыря. Он строго обличал меня...
Я, затаив дыхание, ловила каждое слово и придвинулась к тёте так близко, что она обняла меня.
- Господь открыл мне глаза на многие вещи, но я скажу вам самое главное. Он напомнил мне о деньгах, которые лежат без всякой пользы, и о пустующей комнате в нашем доме.
- Это самая большая спальня? - прошептала я. Тётя кивнула головой.
- Да, самая лучшая, светлая комната теперь не будет пустовать, потому что Терри и его мать переедут туда.
Мы онемели от восторга.
- Завтра нужно убрать комнату, - продолжала тётя, - и обставить её так, чтобы Терри было хорошо. Вы довольны?
Довольны ли мы? Красноречивее всяких слов говорили об этом наши лица. Конечно, тётя Маргарет всё поняла, посмотрев на нас. Мы ещё немного поговорили и пошли спать. Но на пороге столкнулись с дядей Питером.
- Ты уже всё знаешь? - радостно спросили мы, обнимая его.
- Конечно, вы думаете, тётя решилась бы на такое дело без моего согласия? - добродушно рассмеялся он и добавил: - Вы сегодня не собираетесь спать? Посмотрите, как луна улыбается, - поднял он голову, - значит спать пора!
Мы полюбовались ярко-жёлтой луной, помолились и улеглись спать.
Почти весь следующий день готовили комнату для наших гостей. Возле большого окна поставили кровать для Терри, а в углу - для его мамы. Филипп заметил, что как раз напротив окна растёт огромная лиственница и Терри будет всегда любоваться ею. Мы принесли сюда свои лучшие игрушки и книги и расставили так, чтобы Терри мог свободно пользоваться ими. На стол поставили большое блюдо с яблоками и грушами, а так же вазу с цветами.
Окинув взглядом комнату, мы решили, что выглядит она превосходно.
Глава 18. Терри дома
Терри привезли после обеда на "скорой помощи". Хотя везли его и переносили очень осторожно, выглядел он очень утомлённым и измученным. Мы на цыпочках ходили по дому и шёпотом разговаривали, чтобы дать возможность Терри хорошо отдохнуть.
Шли последние дни летних каникул. Терри уже выглядел совершенно спокойным и счастливым. Он часами смотрел в окно, любуясь лиственницей, или читал.
Филипп по вечерам усиленно готовился к занятиям, а я шла к Терри и подолгу сидела возле него. Иногда я включала свет и читала вслух Евангелие, но чаще всего, облокотившись на подоконник, смотрела в сумерки сада и беседовала с Терри. Мы вспоминали о вигваме, о несчастье в лесу. Терри рассказывал о жизни в больнице. Я мечтала, как приедут мои родители, и как они будут рады увидеть здесь Терри. Иной раз мы просто сравнивали наши мысли, и это было так интересно! Как-то раз Терри спросил:
- Руфь, что значит умереть? Я с беспокойством взглянула на него и, немного подумав, ответила: - Я точно не знаю. Думаю, что это совсем не страшно. Это значит, что ты отправишься в чудесное Царство, где живёт Иисус. Там все радостны и счастливы. А зачем ты спрашиваешь об этом?
- Мне кажется, что я скоро умру, - грустно сказал он. - А в это Царство все идут?
- Нет. Только те, которые принадлежат Иисусу. Терри нахмурился:
- Значит, я не попаду туда.
- Ты можешь быть там, если...
- Нет, Руфь, мне там не место. Ты не знаешь меня по-настоящему,
- Но Иисус простит тебе, если ты расскажешь Ему всё и попросишь прощения! Мы же читали с тобой, что Он пришёл спасти погибших, помнишь? Хочешь, я попрошу мистера Робинзон, он придёт и объяснит тебе всё?
Терри молчал. Было похоже, что ему не очень хочется встречаться со священником.
В это время пришла мама Терри, и я, пожелав спокойной ночи, ушла к себе.
На следующий день я решила навестить священника и рассказать о нашем разговоре с Терри.
Мистера Робинзон дома не было. Я немного поиграла с близнецами и поспешила в церковь. Там священник готовился к воскресному богослужению. Увидев меня, он обрадовался и, отложив в сторону книги, приготовился слушать.
Со всеми подробностями, которые знала, я рассказала о тёте Маргарет, о Филиппе, о Терри. Конечно, новость, что Терри живёт у нас, утешила священника. Он похвалил дядю и тётю за их участие в скорби ближних и пообещал зайти к нам в гости.
- Терри никак не может поверить, что Иисус может простить ему грехи, - пожаловалась я, когда священник замолчал.
- Руфь, в Евангелии есть такие слова об Иисусе:
"...может всегда спасать приходящих чрез Него к Богу...", - сказал мистер Робинзон. - Это значит, что нет на земле человека, которого Иисус не смог бы спасти. Самого падшего, самого грешного Он силён простить, освятить и привести в небо. Скажи Терри, что кровь Иисуса Христа текла и за него. Иисус умер и воскрес, чтобы он жил вечно!
Объяснение мистера Робинзона вполне удовлетворило меня. Мы радостно склонили колени и помолились нашему лучшему Другу и Спасителю, и я побежала домой. "Всегда может спасать! Всегда! - твердила я про себя. - Иисус, помоги мне рассказать Терри всё так, чтобы он понял, и покаялся!"
После ужина я сразу же пошла к Терри и с порога заметила в нём какую-то перемену. Глаза его как-то необычно блестели, и лицо выражало восторг.
- Здравствуй, Терри! У тебя сегодня ничего не болит? Ты такой счастливый! - радостно заметила я.
Терри сдержанно улыбнулся и сказал:
- Есть чему радоваться, Руфь! Иисус Христос принял меня, Он спас меня, как заблудшую овцу! Я расстерялась от неожиданности.
- Терри! Теперь мы все - и ты, и я, и Филипп - все принадлежим доброму Пастырю!
Мне хотелось кружиться от счастья.
- Расскажи же, как это произошло! - попросила я, немного успокоившись.
- Вчера вечером, когда ты ушла, а мы остались с мамой, Иисус коснулся моего сердца. Мы молились, и Он простил мне всё-всё. Теперь Он понесёт меня домой...
Я слушала с большим вниманием, не перебивая Терри, и лишь когда он замолчал, сказала:
- Я была у мистера Робинзон, и он прочитал мне очень хорошие слова о нашем Пастыре. Вот, послушай: "Может всегда спасать приходящих чрез Него к Богу". Священник сказал, что Иисус взял на Себя грехи всех-всех людей. Он умер вместо нас и воскрес, а потому всегда, всегда может спасать тех, кто обращается к Нему.
Некоторое время мы молчали. Терри задумчиво смотрел на картинку, которую и здесь его мама повесила на стене.
- Руфь, - медленно заговорил он, - мне очень хочется иметь другую картину...
Терри замолчал. Мне показалось, что ему очень тяжело говорить из-за какой- то сильной боли, но он, уже с воодушевлением, продолжал:
- Может, есть такая картина, на которой нарисован пастырь с овцой на руках. Он уже спас её и, радуясь, несёт домой.
- Я обязательно спрошу у мистера Робинзон! Думаю, что такая картина есть, и мы купим её и повесим вот на этой стене! - пообещала я.
Терри, по-видимому, сильно устал уже, и я оставила его одного, тихонько прикрыв дверь.
Мне очень хотелось, чтобы желание Терри исполнилось. При первой возможности я пошла к мистеру Робинзону. На этот раз он не ожидал меня.
- Что случилось? - удивлённо приподнял он брови, когда я вошла в дом.
- У меня есть одна очень большая просьба, - сразу же начала я. - Но нет, нет, сначала не про это! - замахала я руками. - Терри покаялся!
Священник, казалось, не удивился. Он мягко улыбнулся:
- Слава Богу! Он услышал наши молитвы!
- Так вот, - продолжала я, - Терри хочет картину, на которой пастырь уже нашёл овцу и несёт домой. Скажите, есть такая картина? Мне очень хочется, чтобы Терри имел её!
- Я постараюсь узнать. Если такая картина есть, непременно куплю её для Терри, - задумчиво пообещал священник.
С этого времени я каждый день ждала известия от мистера Робинзон.
Время летело быстро. На деревьях уже пожелтели листья и при малейшем дыхании ветра отрывались и, кружась, падали на землю. Терри за последнее время заметно ослаб. Он стал более молчалив и задумчив. Ему нравилось смотреть в окно и наблюдать за падающими листочками, за улетающими птицами и быстро плывущими осенними облаками.
Доктор приходил уже почти каждый день, но Терри от этого не становилось лучше. Да и сам доктор выглядел так печально, что я не осмеливалась спросить у него, когда же Терри поправится.
Однажды я пришла из школы, поставила ранец на место и, не заходя на кухню, направилась к Терри. Открыв дверь, я в изумлении застыла на пороге: рядом с Терри сидел мистер Робинзон! Они мирно беседовали.
Я осторожно придвинула стул и тоже села . - А мы ждём тебя, Руфь! - обратился ко мне священник, подавая какой-то пакет. - Ну-ка, открой его!
Я быстро разорвала шпагат и развернула бумагу. Затаив дыхание и не в силах выговорить ни слова, мы восторженно рассматривали картину. По скалистой горе взбирается пастырь. В одной руке у него посох, а в другой спасённая овечка.
- Пастырь несёт её домой... - прошептал Терри.
- Там она будет в полной безопасности, - добавил мистер Робинзон. - "И отрёт Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет; ибо прежнее прошло", - процитировал он слова Евангелия.
- Не будет болезни... - повторил Терри. - Нет ничего лучшего, как жить там, где не будет болезни.
- Я прочитаю тебе ещё о небе, хочешь? - спросил священник, открывая Евангелие.
- Прочитайте, - согласился Терри, сосредоточенно глядя на мистера Робинзон
- "И показал мне чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл, исходящую от престола Бога и Агнца. Среди улицы его, и по ту и по другую сторону реки, древо жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждый месяц плод свой; и листья дерева - для исцеления народов. И ничего уже не будет проклятого; но престол Бога и Агнца будет в нём, и рабы Его будут служить Ему. И узрят лице Его, и имя Его будет на челах их. И ночи не будет там, и не будут иметь нужды ни в светильнике, ни в свете солнечном, ибо Господь Бог освещает их; и ; будут царствовать во веки веков". - Терри слушал внимательно и не сводил глаз со священника.
-Там престол Бога... И будут царствовать во веки... - повторил он, когда мистер Робинзон замолчал. - Это мы будем царствовать?
- Да, Терри, Иисус спас нас и, оправдавшись верой в Него, мы имеем право на вечную жизнь в Царстве Бога нашего!..
Вскоре, утомлённый долгой беседой, Терри спокойно уснул, Мы с Филиппом решили сделать что-то приятное для Терри и купили две луковицы нарциссов, представляя, как он будет наблюдать за пробивающимися зелёными ростками и любоваться золотистыми цветами. Мы притащили горшки с землёй прямо в комнату Терри и принялись закапывать луковицы.
Терри лежал безучастно и, казалось, даже не радовался нашей затее.
- И не подумаешь, что в этой луковице прячется нарцисс, правда? - спросил Филипп.
- Не понимаю, как там вмещается всё, что нужно, - заметила я. - Посажу свою луковицу повыше, чтобы она быстрее выросла!
- Раньше, чем положено, росток не появится, - заявил Филипп. - Даже если очень глубоко посадить, росток в своё время всё равно пробьётся к свету.
В это время я взглянула на Терри и замерла: его лицо исказилось от боли. Я подскочила к нему и взяла за руку.
- Терри! Сильно болит? Я позову маму...
- Не надо, - с трудом прошептал Терри. - Мне так хочется к Иисусу. Туда, где нет болезни... После глубокого молчания Филипп тихо сказал:
- Мы попросим Иисуса снять боль, и ты уснёшь. Давай помолимся, Руфь!
Волнуясь, Филипп искренне просил:
- Дорогой Иисус, прошу Тебя, исцели Терри! Пожалуйста, сними эту ужасную боль. Прошу Тебя, Иисус, помоги Терри уснуть. Аминь.
Встав с колен, мы посмотрели на Терри, ожидая увидеть его здоровым. Не сводя глаз, он смотрел на новую картину, которая висела прямо над его кроватью.
В эту ночь в доме было тревожно. Около полуночи приходил доктор Патерсон. Тётя Маргарет и мама Терри совсем не ложились. И всё же никто не слышал шагов доброго Пастыря, который тихо взял Терри в Свои селения...
Так Бог ответил на молитву Филиппа. Высоко в небе торжественно сияли звёзды, светила полная луна, когда Терри навсегда оставил своё скрюченное, страдающее тело.
Глава 19. Я утешена
Тропинка в лес почти совсем заросла папоротником, но я упорно продвигалась вперёд, потому что хотела уединиться и постараться забыть, что Терри теперь лежит в земле. И всё же я не могла забыть этого! Выбравшись на лужайку, где большой каштан раскинул свои ветки, я легла под ним и дала волю слезам. Я так плакала и переживала, что не слышала шуршания опавших листьев под тяжёлыми медленными шагами, и в испуге подскочила, когда надо мной раздался хорошо знакомый голос.
- Ну-ну, малышка, о чём это ты плачешь? Сейчас нельзя лежать на земле, ты же простудишься!
Это был мистер Тедди. Он наклонился, закутал меня в свой большой грубый плащ, словно я была его овечкой, отбившейся от стада, и усадил рядом с собой на огромный пень. Я прижалась лицом к его плечу, стараясь подавить судорожные всхлипывания.
Я не видела мистера Тедди уже несколько недель, так как он куда-то уезжал. Поэтому со всеми подробностями рассказала о Терри и его смерти.
Старый пастух слушал с большим вниманием и лишь когда я замолчала, заговорил:
- Руфь, представь себе, что ты пришла ко мне и говоришь: "У вас в стаде есть одна хромая овечка. Ей так тяжело ходить по камням и оврагам вместе со всеми". А я, допустим, пошёл бы, взял эту овечку и перенёс на другое пастбище, где хорошая трава и нет камней. Скажи, ты обвиняла бы меня после этого, что я не обратил внимания на твои слова?
Я молчала.
- Так вот, Пастырь взял Свою овечку домой, и ты не должна горевать и плакать. - Но Терри похоронили! Как он может оказаться у Иисуса, если мы закопали его в землю?!
Мистер Тедди ничего не ответил. Он принялся что-то искать, старательно разгребая сухие листья. Через несколько минут показал мне блестящий коричневый каштан и высохшую скорлупу с когда-то зелёными, а теперь бурыми, увядшими шипами.
- Скажи, что будет с этой скорлупой?
- Она сгниёт вместе с сухими листьями.
- А что будет с каштаном? - не отступал мистер Тедди.
- Из него вырастет новое дерево.
- Правильно, - одобрил он. - Ты хорошо объяснила. А теперь скажи мне, когда ты увидишь это молоденькое каштановое деревцо, ты же не станешь беспокоиться о той старой скорлупе, которая сгнила под листьями, правда?
- Конечно!
И вдруг мне всё стало ясно.
- Не надо переживать о том, что Терри положили в землю. Его тело - это всего- навсего оболочка. А душа - пошла к Спасителю, на небо, - задумчиво сказал мистер Тедди.
Он бросил на землю каштан и скорлупу и тяжело поднялся.
- Мне надо идти. Ты тоже беги домой и не плачь больше! До свидания.
Я долго смотрела ему вслед, затем подобрала каштан и скорлупу и помчалась домой. У изгороди я встретилась с Филиппом, который уже искал меня, не представляя, куда я делась.
- Что у тебя в руке? - сразу же спросил он.
- Каштан и скорлупа, - показала я. - Мистер Тедди сказал, что это похоже на смерть Терри.
Я подробно передала наш разговор с мистером Тедди. По-видимому, Филипп понял меня, потому что огонёк радости вспыхнул в его глазах, когда он сказал:
- Теперь ты не будешь так много плакать и отчаиваться? Я покачала головой.
- Я тоже... - сказал он, и мы вошли в дом. Здесь было тепло и уютно. Тётя Маргарет растопила камин и приготовила ужин. Они сидели с мамой Терри за столом и ждали нас.
- Вы бегали где-то и совсем не знаете о нашем решении! - сказала тётя, таинственно улыбаясь. От удивления мы даже перестали есть.
- Скажите нам, пожалуйста, о чём вы говорили! - попросил Филипп.
- Терри ушёл от нас, - печально напомнила тётя Маргарет. - Его мы уже не вернём. Да и зачем? Он ушёл к своему Пастырю. Мы решили помочь тем детям, которые, подобно Терри, несчастны и больны. Они будут жить у нас во время каникул, а мы постараемся сделать их отдых интересным и приятным.
Нам очень понравилось решение тёти Маргарет, и мы долго ещё рассуждали, как лучше принять детей и чем занять их.
После смерти Терри это был первый радостный вечер. Мы почувствовали облегчение и утешились тем, что нашему Терри хорошо у Спасителя.
- Тётя, - обняла я её, - как ты всё это придумала?
- Если сильно хочешь знать, я могу рассказать.
- Расскажи, пожалуйста! - присоединился к моей просьбе Филипп.
- После того, как мы поговорили с Руфью о добром Пастыре, Господь стал говорить моему сердцу, что я живу совсем не так, как Он хочет. Я в юности знала Бога. Он был моим Пастырем, но я оставила Его и решила жить так, как мне нравится. Я оскорбила Иисуса, пренебрегла Им и потому стала самой несчастной...
Перебирая пальцами край скатерти, тётя задумчиво смотрела на догорающие угли. Немного помолчав, она продолжила:
- В тот вечер Иисус совершил чудо: Он простил меня, грешную и заблудшую, и принял в число детей Своих. С тех пор у меня появилось желание жить по Евангелию. Вот так пришли и эти мысли - принять в свой дом несчастных детей...
В этот момент зазвонил телефон.
- Ещё одна новость! - смеясь,сообщила тётя. - Пожалуй, самая приятная, самая радостная за многие годы.
Не понимая в чём дело, мы выжидающе смотрели на неё.
Вдруг Филипп подскочил:
- Я знаю! Папа с мамой приезжают!
- Ты угадал, - подтвердила тётя. - Они приедут на Рождество.
Филипп сиял от счастья. А я, сжавшись в комочек, рассеянно наблюдала за ним. Грустные мысли закружились в моей голове. Я моментально вспомнила слова тёти, что буду разочарованием для мамы, вспомнила наши ссоры... Мне совсем не хотелось встречаться с мамой. И почему она едет именно теперь, когда мы с тётей понимаем друг друга и живём дружно?
- Руфь, почему ты не радуешься? - окликнул Филипп, заметив моё огорчение.
- Радуюсь, - безо всяких эмоций ответила я, потому что все ждали именно такого ответа.
Вскоре я ушла наверх. На душе было пусто и грустно. Как только я легла, пришла тётя.
- Руфь, - прошептала она, - что случилось с тобой? Почему ты не радуешься приезду родителей?
Чтобы не заплакать, я уткнулась лицом в подушку. Тётя Маргарет ласково гладила мои волосы и молчала.
- Ты же говорила, что мама не будет любить меня. Я тоже так думаю... - с горечью призналась я.
- Но это было так давно, Руфь! Мы с тобой тогда ещё блуждали и совсем не любили Иисуса, а сейчас... Сейчас всё по-другому. Мама любит тебя, Руфь, не плачь!
- Я даже не подумала об этом,.. За две недели до Рождества мы с дядей Питером поехали в Ливерпуль встречать папу и маму.
Мы впервые оказались в большом городе, и для нас, конечно, всё было ново и интересно.
Рано утром мы пошли на пристань. Было сыро и ветренно. Рассекая туман, причалил огромный пароход, и мы, дрожа от холода и волнения, внимательно смотрели на трап, по которому сходили пассажиры.
- Вон они! - воскликнул дядя Питер, показывая рукой.
- Па-па-а! - закричал Филипп и бросился навстречу.
Дядя Питер и Филипп шумно приветствовали родителей, а я в нерешительности стояла в стороне. И лишь когда мама обняла меня и стала нежно целовать, я поняла, что обрела ту любовь, которую бессознательно искала все эти годы.
Моя голова кружилась от счастья. Как хорошо, что есть мама и папа! Всю дорогу мы без умолку рассказывали о своей жизни и ликовали от того, что родители теперь всегда будут с нами.
Глава 20. Рождество
Наконец, наступило долгожданное Рождество. В этот день мы ходили в церковь, а вечером все собрались на праздничный ужин. В нашем доме, как мы и мечтали, было много гостей - детей, которых привела сюда тётя Маргарет.
После ужина всех детей выслали из гостиной. - Не заходите сюда, пока мы вас не позовём! - предупредил папа и плотно прикрыл дверь.
Мы оделись и вышли в сад. Вокруг было торжественно и тихо. По небу одиноко плыла луна, и ярко мерцали звёзды. Восхищаясь пленительной красотой зимнего сада, мы спели Рождественский гимн:
Тихая ночь, дивная ночь!
Дремлет всё, лишь не спит
В благоговенье святая Чета;
Чудным Младенцем полны их сердца,
Радость в душе их горит...
Я искренне радовалась тому, что рождённый Младенец - мой Спаситель, Он живёт теперь и в моём сердце.
Когда мы вернулись в дом, взрослые радостно встретили нас в прихожей. Ожидая чего-то особенного и необыкновенного, мы разделись и устремились в гостиную, но только открыли дверь, замерли от восхищения. Посреди тёмной комнаты стояла ёлка, украшенная множеством свечей. Их мягкий розовый свет отражался в игрушках и причудливо прыгал по стенам.
Мы вошли на цыпочках и остановились у самой ёлки. Однако долго любоваться ею не довелось. Пришёл папа и принёс каждому из нас по подарку. О, это было самое интересное!
Филипп получил долгожданный фотоаппарат, а мне подарили большую картину, точь-в-точь такую, как у мистера Робинзон.
Подарки получили и взрослые, и дети, которые были у нас в гостях. Затем мы вместе помолились, я сразу же помчалась наверх.
Мне очень хотелось побыть одной, постоять возле окна и полюбоваться рождественскими звёздами.
Вскоре ко мне пришла мама. Я с удовольствием забралась к ней на колени, и мы долго беседовали, наслаждаясь общением.
- Руфь, расскажи мне, как ты полюбила Иисуса! - тихо попросила она.
Сбивчиво, но не упуская основных событий, я рассказала о побеге, о священнике, о мистере Тедди, о Терри.
Мама, не перебивая, слушала с большим вниманием.
- Теперь, доченька, я вместе с тобой хочу поблагодарить Господа за то, что Он услышал мои молитвы. Находясь в далёкой Индии, я постоянно просила Бога, чтобы Он взял вас в Свои руки.
- Так вот почему всё произошло! - поняла я, обнимая мать. Мы склонили колени, и она долго молилась, со слезами благодаря Бога за то, что Он спас всех нас.
А потом, положив голову маме на колени, я слушала её рассказ о жизни в Индии и незаметно уснула безмятежным сном.