Рождественские рассказы
Оглавление
1. Услышанная молитва
2. Счастливое рождество
3. Возвращение блудного сына
4. Чудо Божьей любви
5. Дары волхвов
1. Услышанная молитва
За два дня до Рождества молодой помещик Фирман вызвал к себе лесничего, старого верного слугу, служившего ещё при его отце и считавшегося в доме другом и советником. Старик сразу заметил, что хозяин его не такой, как всегда, и у него тревожно забилось сердце от неясного предчувствия какого- то удара. - Здравствуй, Павел, - сказал ему хозяин. - Ты, конечно, не забыл, что завтра канун Рождества и что надо выбрать для нашей Верочки самую красивую ёлку в лесу?
- О да, барин, - ответил старик, - я уже высмотрел одну и ждал только вашего приказания, чтобы срубить её. Вы останетесь вполне довольны ею. Она такая ветвистая, нарядная, с красивой верхушкой! Мы вечером поедем с Иваном рубить её и завтра утром привезём.
- Хорошо, хорошо, - рассеянно ответил помещик, прохаживаясь по комнате и как будто избегая смотреть на старика.
Тот помялся на месте, чувствуя какую-то неловкость и, наконец, сказал:
- Другого приказания не будет, барин? Я пойду тогда, ибо день короткий, и надо всё приготовить ещё для рубки дерева.
- Ну да, конечно... тебе домой далеко идти, но я хотел ещё поговорить с тобою об одном деле. Мне кажется, что тебе уже трудно нести свою службу, ты состарился и не можешь уже так оберегать лес как раньше. Проезжая на днях по лесу я заметил кое-где порубки, и это сильно меня огорчило. Я очень признателен тебе за верную службу. Но должен сказать тебе, что твои года требуют уже более спокойной жизни. Я хотел предупредить тебя, что мы будем искать себе более молодого и знающего своё дело лесничего, а ты пока ищи себе какую-нибудь более подходящую работу, но имей в виду, что пока ты будешь искать себе места, ты можешь жить у нас в имении. Мы тебя не гоним!
Большие слёзы покатились по щекам старика. Он тяжело вздохнул и с усилием проговорил:
- Воля ваша, барин, только подумайте немного: кто возьмёт меня теперь, старика? Куда я денусь со своими детьми? Барин, ведь я носил ещё вас на руках и был уверен, что и умру у вас на службе. Отец ваш мне всегда говорил: "Смотри, Павел, не покидай молодого барина и служи ему так же верно, как и мне". Я разве не был верным слугой? Что срублены молодые деревца, это, конечно, нехорошо, и если бы я был помоложе на десяток-другой лет, этого бы не случилось, но неужели из-за нескольких деревьев вы ставите ни во что верность всей моей службы у вас?
- Ничего я не забываю, милый мой, и ещё раз повторяю тебе, что в благодарность за твою верную службу ты можешь жить у нас, пока не найдёшь себе что-либо подходящее, а я буду искать себе деятельного и опытного лесничего, прошедшего специальную школу для лесничих. Ты не огорчайся, когда устроишься на новом месте, увидишь сам, как ты будешь хорошо себя чувствовать, избавившись от непосильной работы и тяжёлой ответственности.
Старик молча поклонился и, тяжело шагая, поплёлся домой. Ему казалось, что все деревья в лесу уже узнали о его горе и своими вершинами грустно кивали ему на прощание, а пасмурное небо как будто ещё сильнее нахмурилось, удивляясь человеческой забывчивости и неблагодарности. Но Павел был глубоко верующим человеком, в его домике на лесной полянке каждый день читали Библию, и вся семья собиралась на молитву. Шагая по глубокому снегу, он возносил горячую молитву Господу, умоляя Его заступиться за него.
Мало-помалу слёзы прекратились, и он спокойно стал обдумывать своё положение, однако, никакого выхода не находил; оставалось только одно: отдаться в руки Божьи и всецело положиться на Него. Он решил, что ничего не скажет семье, чтобы не омрачать наступающих рождественских праздников, и когда пришёл домой, то приказал сыну поскорее приготовить сани, потому что барин велел срубить ёлку в лесу. В это самое время в барском доме, который он только что покинул, шла горячая работа на кухне и по всему дому всё готовилось к празднику.
Верочка, шестилетняя дочь Фирмана, скучая, одиноко бродила повсюду, мешая всем работать; наконец, её одели потеплее и выпустили в сад, строго запретив выходить из него. Девочка с восторгом выбежала на свежий воздух, бегала и прыгала по снегу, лепила из него куклы, катала снежные шары, визжа от удовольствия, подбрасывала их вверх и ловила, подставляя свою головку. Комья снега при этом рассыпались в мелкий порошок, обдавая её с ног до головы блестящей пылью.
Это было так интересно!
Вдруг, во время своего веселья, она увидела недалеко от сада на поле ворону, которая с трудом прыгала, влача за собой сломанное крыло. Верочке так стало жаль её, что она, забыв приказание не выходить из сада, пробралась через изгородь и направилась к вороне, чтобы поймать её и отнести к няне, которая вылечила бы её, как она лечила больных кур. Испуганная птица закричала и поскакала быстрее. Верочка ласково звала её и с протянутой вперёд ручкой всё бежала за ней, но снег был довольно глубок, и ей всё труднее было бежать. Между тем, ворона дотащилась до леса и скрылась на его опушке. Верочка, не замечая, куда идёт, стала везде искать пропавшую птицу.
Начал падать снег; становилось всё холоднее. Наконец, утомлённая девочка остановилась и оглянулась. Где же это она? Где сад? Где дом? О, как страшно между этими высокими деревьями, которые как будто все сближаются, чтобы окружить её теснее! Верочка от страха закричала, стала звать няню, свою мать, но никто не отозвался на её слёзы и крик. Бросаясь туда-сюда и не зная, как вернуться домой, она в изнеможении упала у подножия одной старой сосны, горько плача и дрожа от холода и страха. Надвигалась ночь; ветер выл и поднимал снежную пыль, которая ослепляла глаза девочки. Прижавшись плотнее к стволу сосны, она дула себе в ручки, а слёзы так и катились по испуганному личику.
Павел, одевшись потеплее, уселся на поданные сани и поехал с сыном за ёлкой. Лошадка тяжело перебирала ногами рыхлый и глубокий снег; уже стемнело, когда они добрались до места, где росла ёлка. Однако вскоре сильный ветер разогнал тучи, снег перестал падать, и на небе ярко засияла луна. Срубив дерево и уложив его на сани, они поехали обратно и вот, проезжая одно место, они увидели как бы человеческую фигуру, прислонившуюся к дереву. Старик велел сыну пойти посмотреть, что там такое, и когда тот подошёл, то вскрикнул от удивления. Старик подбежал к нему и тоже всплеснул руками:
- Барышня наша! Ведь это она тут спит! Скорее возьмём её на руки и повезём домой, чтобы оттереть!
Они погнали лошадку и скоро приехали к дому лесничего. Жена лесничего осторожно внесла бедную девочку в комнату, раздела её, уложила в постель, всё время растирая тело девочки руками, потом обложила её тёплыми бутылками. Все с тревогой окружили спящего глубоким сном ребёнка, потом стали на колени и начали просить Господа, чтобы Он спас дорогое дитя. Наконец, Верочка глубоко вздохнула и открыла глаза, с удивлением оглядываясь вокруг. Узнав жену лесничего, которую она очень любила, она улыбнулась и спросила, где её няня? Ей ответили, что няня сейчас придёт, а пока пусть она ещё полежит и согреется. Ей дали выпить горячего молока и всячески старались развлечь, чтобы не дать ей вспомнить о происшедшем, что могло бы испугать её.
В господском доме между тем поднялась сильная тревога. Когда пошли в сад за девочкой и не нашли её, все, бросив свою работу, побежали во все стороны искать беглянку. Но всё было напрасно! Никому не пришло в голову, что она сама могла пойти в лес, поэтому и не искали её там. Когда стемнело, беспокойство дошло до отчаяния. Куда девалась Верочка? Всё остановилось в доме - уже не до праздников было. Няня ходила из комнаты в комнату, ломая руки и упрекая себя в том, что не досмотрела за ребёнком. Вся прислуга притихла, кто тихо всхлипывал, кто вздыхал. Все боялись пойти к господам, чтобы не потревожить их. Но вдруг послышались торопливые шаги на дворе и вскоре кто-то сильно постучал в дверь. Как по сигналу, весь дом бросился к дверям, и все с затаённым дыханием ждали позднего посетителя. Это был сын лесничего. Запыхавшись от быстрого бега, он с трудом проговорил:
- Ваша девочка у нас. Слава Богу, жива и невредима. Мы нашли её в лесу, спящей в снегу. Наша лошадка уже не могла бы доставить её сюда, и вот я прибежал сам, чтобы известить вас.
От волнения и удивления никто не проронил ни слова, пока, наконец, хозяин, выйдя из оцепенения, бросился к юноше, и, плача и смеясь, стал целовать его. Вдруг весь дом пришёл в себя. Все заговорили и радостно принялись за свою работу. Кучер бросился в конюшню и, не дожидаясь приказания хозяина, запряг самую лучшую пару лошадей в сани и подал их к подъезду. Господа не заставили себя долго ждать и, захватив с собой тёплые одеяла, поехали к лесничему.
Верочка к тому времени уже совсем ожила, весело болтала, рассказывая про какую-то ворону и спрашивая изредка, скоро ли придёт няня. Вдруг раздался колокольчик и, минуту спустя, мать и отец прижимали уже к груди своё дорогое дитя. После того, как родители Верочки вдоволь нагляделись и обласкали свою девочку, они, оглянувшись назад, увидели всю семью лесничего, скромно стоявшую у дверей. У всех от умиления глаза были полны слёз, а малыши с разинутыми ртами глазели на молодую женщину, которая то плакала, то смеялась, обнимая и целуя Верочку. Вдруг фирман подошёл к лесничему и, взяв обе его руки в свои руки, с волнением проговорил:
- Павел, я с радостью оставлю тебя у себя на службе до самой твоей смерти; сына твоего я пошлю в школу лесничих, и он заменит тебя. Вся твоя семья ни в чём не будет нуждаться, я о ней сам позабочусь.
Старик с благодарностью пожал руки хозяину, он был слишком взволнован, чтобы говорить. Когда господа уехали, жена спросила его, что значат слова барина, но он бросился на колени и горячо благодарил Господа за чудесное избавление. Потом он рассказал семье о случившемся утром, о том как он просил Господа помочь ему в этом безвыходном положении. Можете себе представить, какими желанными гостями были на рождественской ёлке все члены семьи лесника, какие они получили подарки при освещённой сотнями свечей ёлке и какой радостью были исполнены сердца обоих семейств в день Рождества. Но я думаю, что у лесничего радость была сильнее и светлее и что он ещё раз убедился в близости Господа ко всем призывающим Его.
2. Счастливое Рождество
Дэн был маленьким продавцом газет.
- Я должен сам править своим челном! - убеждал он себя, когда бури жизни грозили ему гибелью. - Папа сказал, что я должен это делать, и я могу.
Бедный Дэн! Для своих двенадцати лет он был очень мал ростом. Мать его умерла, а отец, неисправимый пьяница, вытолкнул его на улицу со словами:
- Ты уже достаточно взрослый и сам должен править своим челном!
Живя при отце, он частенько терпел холод и голод, ругань и побои. Так что теперь жизнь ему казалась не особенно трудной. Вместе с другими продавцами газет он снял маленькую комнатку; чтобы согреться, он рано ложился спать, а утром вставал вместе с другими и выбегал на улицу продавать газеты. При всех своих стараниях, он еле сводил концы с концами. За квартирку он платил исправно, но частенько голодал и ходил в старой изорванной одежонке.
Ненастным ноябрьским днём, когда он продал большую часть газет и шёл в чайную перекусить, с ним случилось нечто, что изменило всю его дальнейшую жизнь.
Какая-то няня, переходившая с ребёнком через улицу, растерялась при виде приближающихся с одной стороны трамвая, а с другой - автомобиля, оставила ребёнка на произвол судьбы, а сама убежала. Дэн увидел весь ужас положения и в одно мгновение оказался на середине улицы. Он подоспел во время. Какое-то сладкое чувство наполнило его сердце, когда он одним толчком откинул девочку от приближающегося автомобиля, но в то же время почувствовал сильную боль, и вокруг него всё погрузилось в густую тьму. Когда эта тьма рассеялась, то он обнаружил себя на мягкой, чистой постели, а возле него стояла женщина вся в белом.
- Как я попал сюда? Где нахожусь? - спросил он в изумлении.
- Ты находишься в госпитале. Карета скорой помощи доставила тебя сюда. Ты сильно пострадал, спасая маленькую дочь госпожи Свифт.
В глазах Дэна просветлело.
- О, - воскликнул он, - я так рад, что спас её! Я боялся, что не успею, однако же, успел. Как раз вовремя бросился на помощь.
Глаза сиделки наполнились слезами.
- Ты - малый герой. Все о тебе такого мнения, но ты очень-очень пострадал.
- Я так рад, что спас её! - повторил он. - У неё есть мама, не так ли?
- Да, - ответила сиделка, - и очень хорошая. Глаза Дэна засияли:
- Она тоже радуется. Она бы очень плакала, если бы её дочь погибла. Но девочка ничуть не пострадала, не так ли?
- Да, да, с девочкой всё благополучно, но тебе-то здорово досталось!
- Кто-то должен был пострадать, и я счастлив, что это выпало на мою долю. У меня нет мамы, которая плакала бы обо мне, а папа, если и узнает, что я попал под автомобиль, то всё равно не станет беспокоиться. Я живу сам по себе. Только, только...
Сильные боли прервали его дыхание, а в глазах потемнело, с большими усилиями он докончил:
- Только было бы хорошо иметь любящую маму. Сиделка молчала.
- А что с моей ногой? - спросил мальчик через некоторое время. - Я не могу ею двинуть.
- Она сломана, но через несколько недель всё будет в порядке.
- А что же будет с газетами? Знаете, я имею газеты на продажу.
- Теперь ты не сможешь их продавать, будешь здесь до тех пор, пока не поправишься. Глаза мальчика опять просветлели.
- Здесь хорошо, - заметил он, - я рад остаться здесь, если только я вам не в тягость. Я никогда не находился в таком красивом месте, тут всё так чисто!
- Не разговаривай так много, - нежно сказала сиделка, - успокойся и ещё усни.
Он недоумевал, почему она хочет, чтобы он спал, но всё же уснул. Когда он проснулся, то у кровати сидела красивая женщина. Большой букет красной гвоздики стоял на столике и распространял приятное благоухание. Дэн вопросительно глянул на посетительницу, а она вместо ответа встала и поцеловала его в лоб.
- Дэн, я мама маленькой девочки, - сказала она, нежно гладя его худую руку, лежавшую на белом одеяле.
- О, - воскликнул он и лицо его просияло. "Как она рада, - подумал он, - и как я рад, что спас её дочку. Она поцеловала меня, подумать только, она поцеловала меня!" То был первый поцелуй в его памяти.
Первый поцелуй!
- Мой дорогой мальчик, - говорила она, - ты - маленький герой. Моё сердце болит от сознания, что ты пострадал, спасая моё дитя.
- Не беспокойтесь, барыня, всё хорошо. Вы видите, никто обо мне не горюет. Я - одинокий Дэн. Он старался утешить её. Он говорил бодро и улыбался, но единственным ответом её были слёзы.
Наступило Рождество. Дэн ещё не мог ходить, но доктор в госпитале уверял его, что скоро он будет бегать так же, как и раньше.
Дэн сидел на мягком кресле в гостиной госпожи Свифт. Милая девочка, которую он спас, бегала по гостиной. С улыбкой она приблизилась к нему, показывая свою новую куклу, которую получила на Рождество. Порой она робко обнимала его своими ручонками за шею, смотрела ему в глаза, как бы желая пролить свет радости в его одинокое сердце и жизнь. Никто ему так не нравился, как эта беззаботная девочка. Может быть, потому, что он спас её? Ему казалось, что нет никого красивее её мамы.
- Дэн, - сказала она в это утро, - как тебе понравится мой рождественский подарок?
- Ваш подарок? - переспросил он, удивлённо глядя на неё.
- Да, - сказала она, - если бы не ты, то я была бы в это Рождество лишена единственного ребёнка, поэтому я думаю, что и ты не должен оставаться без матери. Дэн, я хочу быть твоей матерью, если ты этого желаешь.
Она обняла его и прижала к себе. Было трогательно смотреть в лицо мальчика в этот момент: чаша его радости была переполнена. В своём изумлении он только выговорил:
- Ой, ой, ой!
Но теплота, наполнившая его сердце, осталась в нём навсегда. Какая пропасть была между его настоящим и прошлым! Покой и радость преобразили его не по-детски измождённое лицо, и он выглядел чистым и красивым. Не было слипшихся пучков в его вьющихся волосах, спадавших на лоб.
В этот миг у двери появился Цезарь, старый чернокожий слуга.
- Рождественский обед готов, - объявил он, широко улыбаясь.
Из столовой доносился приятный аромат жареного индюка. Подошли к столу. Во время молитвы Дэн благоговейно сложил руки. Лицо его сияло, когда он тихо молился:
- Боже, Ты такой добрый, и я такой счастливый!
Дэн вырос в новом доме и был благословением для приютивших его. Он не забыл того пагубного действия, какое водка имела на его родной дом, и он никогда не прикасался к рюмке вина. Когда он указал на причину и рассказал горькую повесть своего детства, спиртные напитки исчезли из этого дома, и все они прилагали всё старание, помогая тем, кто страдал от них. А все живущие в этом доме навсегда отдали свои сердца Господу.
3. Возвращение блудного сына
Вечер перед Рождеством. Тёмные тучи нависли над большим городом. Падал пушистый снег. Дул порывистый декабрьский ветер. Было уже поздно и движение на улице начало затихать.
Вдруг из-за угла большого дома показался какой-то юноша, который перебежал на другую сторону улицы и остановился у газетного киоска. Присматриваясь к киоску, он съёжился от холода и заслонил своё лицо воротником дырявого пальто. Большие ботинки еле держались на его худых, посиневших от холода ногах. Юноша весь дрожал.
Постояв немного у киоска, он, плотнее закутавшись в свои лохмотья, быстро зашагал по тротуару. Вдруг чья-то рука легла на его плечо. Юноша повернулся и увидел стоящего перед ним человека.
- Извините, что я вас задерживаю, - ласково сказал незнакомец. - Я долгое время наблюдал за вами через окно и думал, может быть, вы один из тех, которые голодают и не имеют приюта в эту святую ночь. Есть ли у вас где переночевать сегодня? - Я?.. Я... ночлег... кто даст мне ночлег сегодня? - резко переспросил юноша. - Я не имею ночлега и так вот скитаюсь.
- Пойдёмте со мною, - сказал незнакомец. - Вы найдёте у меня приют и проведёте у меня праздник.
Юноша стоял, растерянно глядя себе под ноги. После некоторого размышления он спросил:
-И какой это праздник?
- Праздник Рождества Христова. Ведь завтра Рождество !
Лицо юноши искривилось, глаза наполнились слезами. Повернувшись к стене дома, дрожащим голосом он проговорил:
- Уж и Рождество, как быстро!
Незнакомец подошёл к юноше, взял его за руку:
- Успокойтесь, пойдёмте со мною, обогреетесь. Вы ведь прозябли? Юноша поднял свой взор на незнакомца и проговорил:
- Вы ведь не знаете, кто я и откуда.
- Для меня безразлично, кто вы и откуда, я знаю и уверен, что вы один из грешников и хочу, чтобы вы у меня провели праздник.
С этими словами он взял юношу под руку, и они вместе зашагали по тротуару. Вскоре они скрылись в ярко освещённом проёме дверей большого дома. Пройдя несколько дверей, они вошли в длинный коридор.
- Откуда вы взялись перед этим киоском? - спросил незнакомец.
Юноша хотел что-то ответить, но не успел. Перед ними открылась дверь, и они вошли в небольшую, но уютную комнату. Облегчённо вздохнув, юноша опустился на предложенный ему стул у самой печки. Хозяин дома оставил его одного и вышел в другую комнату. Юноша с любопытством рассматривал стены комнаты. На передней стене он увидел слова, оправленные в рамку: "Предай Господу путь твой и уповай на Него, и Он совершит". А справа над книжной полкой висело зеркало.
Молодой человек, пригнувшись, увидел в нём длинноволосого, грязного оборванца. "Как здесь хорошо!" - подумал он и невольно вспомнил радостный день в кругу своей семьи. Вспомнил и ушедшую пору детства, тюрьму, последние дни, проведённые им за городом в сырой яме... И на сердце стало ещё тяжелее. Вдруг из-за приоткрывшихся дверей соседней комнаты донёсся до него весёлый детский голосок и звуки гитары. В комнату снова вошёл хозяин, держа в руке белый свиток.
- Пожалуйста, ваше бельё, оденьте это, - сказал он. Юноша нерешительно поднялся, сбросил с себя пальто. Хозяин вздрогнул при виде такого исхудалого тела юноши, который был скорее похож на обтянутый кожей скелет.
Синевато-жёлтое тело виднелось через рваную рубашку. Полуобнажённые руки опустились книзу расшнуровывать ботинки.
- Вы уже давно не сбрасывали своё пальто, не так ли? - заметил хозяин.
- Да, - ответил юноша, - как надел по выходу из тюрьмы, так и доныне.
Хозяин, покачивая головой, снова удалился из комнаты, потом опять возвратился:
- Вот вам ещё костюм, он поношенный, но чистый. Когда юноша умылся, переоделся в чистую одежду, причесался, они вместе с хозяином вошли в другую комнату. В углу сияла ёлка, вокруг неё бегала, развлекаясь, девочка.
- Галя! - обратился к девочке хозяин, - расскажи стишок.
Девочка, немного смущаясь присутствия незнакомца, покраснела, но всё же подбежала к ёлке и проговорила:
"Радость, радость, торжество, Ныне праздник, Рождество".
Хозяйка дома взяла в руки гитару и запела рождественский гимн. Но вот прозвучал последний аккорд и воцарилось молчание. Было тихо, только часы нарушали эту святую тишину своим медленным боем. Юноша склонил голову, тяжело вздохнул, и уже послышалось сдержанное всхлипывание.
- Что с вами? - спросил хозяин.
- Ничего, господин, я только вспомнил, что когда-то эту песенку пела моя мама в рождественский вечер. Много лет прошло с тех пор, как я слышал эту мелодию... Забыл слова, забыл ласку матери, любовь отца... - его голос дрожал, и он зарыдал.
Хозяин подвинул ближе к нему стул, успокоил его и спросил:
- Ваши родители умерли? Юноша ответил:
- Мы жили в одной деревне на юге России, там было хорошо. Я был единственным сыном у своих родителей, но не послушался добрых наставлений отца, сдружился с весьма плохими товарищами, в результате чего попал на два года в тюрьму. Выйдя из тюрьмы, я возвратился в своё селение, но вместо нашего дома я застал одни развалины. От соседей я узнал, что моих родителей за какую-то веру сослали в Сибирь. Тяжело мне было на сердце, что я никого не имею. Я стал скитальцем по миру. Попав за границу, я вновь встретил плохих людей, пристал к ним и за совершённое убийство попал в тюрьму на семь лет. Две недели тому назад, я вышел из тюрьмы. Скитался по городу, ночевал в сырых ямах, и о судьбе своих родителей я ничего не знаю.
Окончив рассказ о себе, юноша тяжело вздохнул и замолчал. Горячие слёзы текли по лицу юноши, уставшего от скитаний и греховной жизни. Хозяйка, сдерживая рыдания, вышла из комнаты.
- Как ваше имя?
- Сергей. - А... а... как..., - хозяин задыхался от волнения, - а как фамилия и отчество?
- Сергей Миронович Купцов, - ответил тот. При этих словах лицо хозяина побледнело, шатаясь, он встал на ноги, упал на шею юноши и закричал:
- Сын наш! Ты же мой сын! Нашёлся! О Боже! В комнату вбежала хозяйка и тоже бросилась на шею юноши. Молодой человек не мог понять случившегося. Лишь спустя некоторое время до него дошло, что добрые люди были его родителями, которых за веру в Бога сослали в Сибирь, но по милости Божией впоследствии им разрешили выехать за границу.
Поняв всё, юноша залился слезами, но это не были слёзы скорби и печали, которые так долго сопровождали его. Это были слёзы радости и счастья. Неописуемая радость наполнила родителей и сына. Вскоре среди ночной тишины понеслись к престолу благодати молитвы благодарения из глубины сердца счастливого отца и матери, а также молитва потерянного и возвратившегося сына. Эта святая ночь была для них самой счастливой.
4. Чудо Божьей любви
Катя, единственная дочь богатого человека, уже очень часто принимала решение быть верной ученицей Иисуса. Она очень охотно помогала бедным, желая и в этом деле походить на Учителя. Но её врождённое тщеславие и не- преодолимое влечение к мирским удовольствиям очень мешали ей, и она не могла подчинить Ему всю свою волю и непрестанно стремиться к тому, что единственно нужно в жизни.
В воскресенье, перед праздником Рождества Христова, в городе, где она жила, намечалось открыть большой базар с самыми разными предметами торговли в пользу сирот. Катя решила одеться в костюм итальянки и продавать южные фрукты, которые она купила на свои сбережения. Вся прибыль, вырученная от продажи, была предназначена бедным малышам-сиротам. Все подруги, узнав об этом, восхваляли молодую девушку за её доброхотную жертву, а тётя Урзула даже сказала, что этим Катя приобретает себе сокровище на небесах. Но голос совести шептал ей в тихие минуты: "Больше показного, чем любви к ближнему; никакой награды ты не получишь. Только благодарность Господу и искреннее участие в жизни бедных и забытых - вот что должно быть побуждающей причиной для участия в этом базаре, у тебя же не эта причина, а тщеславие и желание покрасоваться перед людьми в новом блестящем костюме. Будь же откровенна и чиста в своих убеждениях".
Да, она не могла себя обманывать: тщеславие мучило её очень часто и вмешивалось во все её добрые дела. Самоотверженной чистой любви у неё не было. Как далеко она была от поставленной цели, быть верной ученицей Иисуса! Катя поняла это окончательно только вечером перед базаром. Она с нетерпением стояла у окна своей комнаты, убранной изящно и дорого, и ожидала прихода портнихи с костюмом, шитым золотыми нитками, в котором она завтра утром хотела удивить всех гостей. Где же только пропала портниха Губер? Вдруг прозвенел звонок. Катя сама побежала к двери и открыла её. Робко вошла маленькая бледная девочка с посиневшими от мороза щёчками и смущённо пробормотала, в то время, как светлые слезинки дрожали на её ресницах:
- Я - Анна Губер, дочь портнихи и... и... я вам должна передать, что мамочка, к сожалению, не может закончить шить костюм. Она сегодня после обеда очень заболела.
Из сердца благородной барышни при этих словах мигом исчезло всё христианское милосердие. Гнев сразу же прогнал его. В страшном возмущении она напустилась на дрожащего ребёнка:
- Ложь! Какое нахальство! Нам известны эти глупые оправдания! Сейчас же принеси мне костюм, чтобы я ещё успела отослать его другой портнихе, на которую можно больше положиться! Или подожди-ка! Я лучше сама пойду с тобой! Никогда больше не стану заказывать у вас! Всё удовольствие вы мне испортили!
Девочка при этих словах плакала навзрыд. Пятнадцать минут спустя Катя вошла в убогую комнатку, где на испачканной кровью кровати лежала смертельно бледная женщина и стонала. У окна стояла швейная машина, а перед ней куча ткани на полу. Больная совсем слабым голосом произнесла:
- Не сердитесь на меня, благородная барышня - кровоизлияние. Я больше не могла шить. О Боже! Боже!
В камине ещё тлел слабый огонёк. Его мигающий свет озарил большую, старую картину над кроватью, изображающую Спасителя, зовущего к Себе всех труждающихся и обременённых. В недоумении Катя остановилась в дверях. Она пришла сюда чтобы браниться, а теперь жалость так сильно охватила её, что весь гнев сразу же улетучился. Она поняла, что здесь не было места пустым отговоркам.
- Бедная фрау Губер! Вам так плохо? Разве вы не имеете врача? - проговорила она и подошла к кровати больной.
- Нет денег, - послышалось в ответ. - Господь - мой Врач. Он из-за ребёнка не даст мне сейчас умереть. Я так старалась закончить костюм. Может быть, удастся фрау Габлер на улице Мюллер его закончить. Отнести его Анне?
- Да, да, я сама с ней поговорю. Но что я могу для вас сделать, милая фрау Губер? Вот деньги. Возьмите их.
Больная была так слаба, что смогла пробормотать только несколько благодарственных слов. Катя вначале поспешила к врачу, а затем к фрау Габлер, которая и окончила платье к утру.
Базар прошёл блестяще. Катя хорошо выручила за свои южные фрукты, и все удивлялись и превозносили её. Но при всей своей приветливости, она была необычно серьёзна. Её мысли всё время были в той убогой комнатке, у больной портнихи и её плачущего ребёнка. Как несправедливо поступила она в своём гневе! Ей обязательно надо что-то сделать для фрау Губер. В воскресенье вечером она опять посетила её. С радостью Катя заметила, что той немножко лучше. Видя неподдельное участие молодой барышни, которое исходило из глубины её сердца, Фрау Губер поделилась с ней некоторыми переживаниями из своей прошлой жизни:
- Если бы я исполняла четвёртую заповедь - почитай отца твоего и мать твою, - горько плача, рассказывала она, - то всё это горе не коснулось бы меня. Мой отец - зажиточный крестьянин в ближнем селении. Его зовут Карл Тройер. Строго наблюдал он за порядком и дисциплиной в своём доме; люди считали его очень справедливым, но и очень чёрствым. Он был ярым противником танцев и игры в трактире, и я никогда не получала разрешения ходить туда. Не взирая на строгое запрещение, я всё же находила время и возможность бывать почти каждое воскресенье вечером в "Золотом льве", и там познакомилась с человеком, кузнецом Вилли Губером который впоследствии сделал меня очень несчастной. Он был красивый и очень ловкий парень, но, к сожалению, больше всего на свете любил водку. Несмотря на это, я решилась стать его женой. Когда я сообщила об этом отцу, то дома разыгралась ужаснейшая сцена. Но я оставалась непреклонной; я не могла оставить Вилли. Отец в своей ярости сильно избил меня, проклял и выгнал из дому. Никогда, никогда, хотя бы я не знала больше выхода в жизни, я не смогу предстать пред глазами его. Беда пришла очень скоро. Разрешите мне не говорить о том, что принесло мне это замужество. Десять ужасных лет я прожила с ним. Он окончил жизнь свою в тюрьме, обманув меня. Вот уже четыре года, как я сама зарабатываю себе на хлеб. О, если бы я была здорова, то это было бы полбеды! Но мне и моему ребёнку предстоит разлука - кровоизлияние, наверное, повторится...
Слёзы заглушили её слова, но и Катины глаза были мокрыми от слёз, когда она сказала:
- Неужели отец ваш не смилуется над вами? Он ведь тоже человек и должен иметь сочувствие.
- Нет, нет, его сердце твёрже камня. Я ведь старалась найти путь к примирению, да и другие хотели помочь мне в этом, но ничего не вышло.
- Вы очень утомились, рассказывая о своей жизни, милая фрау Губер. Мне так хочется что-нибудь сделать для вас. Завтра я опять приду к вам. Будем вместе взывать к Богу, чтобы Он смягчил сердце вашего отца.
После того, как больная уснула, и маленькая Анна пришла домой, Катя ушла. Но она не находила покоя в своей уютной, ярко освещённой комнате. Сострадание к бедной вдове охватило всю её, и она почувствовала вдруг необычайную близость Господа. Как никогда осознала она всю бесполезность своих прежних, так называемых добрых дел и тщеславия. С такими чувствами Катя взяла Библию, и открыв её, стала читать первое попавшееся место. Это было 1 послание Иоанна 4, 8-11:
"Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь. Любовь Божия к нам открылась в том, что Бог послал в мир Единородного Сына Своего, чтобы мы получили жизнь чрез Него. В том любовь, что не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас и послал Сына Своего в умилостивление за грехи наши. Возлюбленные! Если так возлюбил нас Бог, то и мы должны любить друг друга".
Катя дала обещание себе и Господу, что она с помощью Иисуса сделается другой. Она говорила:
- Я хочу с Божьей помощью стать истинной ученицей Иисуса и хочу самоотверженно служить моим неимущим сёстрам и братьям.
При этих мыслях она вдруг опустилась на колени, и из ee сердца вырвалась молитва: - Помоги, Боже, этой бедняжке! Верни её к отцу. Я хочу с Тобой, с Твоим именем пойти к её суровому отцу , и попытаться поговорить с ним. Дай мне на это Твою силу и мудрость!
Эта мысль занимала Катю всю ночь напролёт. На следующее утро она решила пойти и с Божьей помощью попытаться разбить жестокое сердце крестьянина Карла Тройера.
Был морозный декабрьский день. В обеденное время отец Тройер, человек, похожий на суковатый дуб, сидел на лежанке в своей далеко не аккуратной комнате с угрюмым лицом и считал. Он считался очень богатым человеком. У него было вдоволь земного имущества, а его крепкое здоровье как бы смеялось над старостью. Но счастливым он себя не чувствовал, об этом говорило недовольное выражение его, как бы высеченного из гранита, лица. Вдруг в дверь кто-то постучал, и в комнату вошла барышня в дорогой шубе - городская и из высокого рода. Тройер неловко поклонился и спросил необычную гостью о цели прихода. Всегда изворотливая Катя, почти заикаясь, рассказала о цели своего посещения. В начале слова никак не сходили с её языка, тем болеe, что крестьянин при имени Губер сильно рассердился и сказал, что не желает, чтобы чужие люди вмешивались в это дело. Но потом после внутренней краткой молитвы она почувствовала, что с её сердца спало всё стеснение, и она превратилась в блестящего оратора. "Любовь никогда не перестаёт". Почти всю прекрасную песню о любви апостола Павла услышал от неё раздражённый крестьянин. Сказав всё это, она с горящими от возбуждения глазами присовокупила:
- Дорогой господин Тройер, я знаю, что и вы также несчастны, потому что вы закрываете ваше сердце от этой милосердной всепрощающей любви. Подумайте о Спасителе, который простил своим лютым врагам, и думайте милосерднее о своей дочери, которая так горько раскаивается в сделанном ею ложном выборе и теперь живёт в горькой нужде.
- Ага, значит, моя дочь вас ко мне прислала, это хитрая женщина! - прервал он её резко.
- Нет, конечно, нет! Она и не надеялась на прощение и не знает, что я к вам пошла, - ответила Катя. - Меня послал к вам сам Спаситель. Я не имела покоя, я должна была придти к вам, и знаю, что я пришла не напрасно.
Крестьянин встал и с поникшей головой прошёлся по комнате, выглянул в окно на заснеженную деревню, а в душе его отдавались громким эхом слова: "Любовь всё покрывает, всё переносит..." Потом он круто повернулся и сурово сказал:
- Нечего так много разговаривать. Это совершенно ни к чему. Идите лучше домой. Я не могу иначе поступить.
Его грубое, жестокое сердце не тронуло описание нужды в комнатке Губер, и Катя должна была как будто ни с чем вернуться домой. Вечером она посетила фрау Губер, но не проронила ни слова о своей неудачной попытке примирения.
Наступил святой вечер-сочельник. На рождественском базаре Катя купила ёлочку и разные нужные в быту, вещи, которыми она хотела порадовать свою бедную портниху и маленькую Анну. В сопровождении слуги, который нёс все эти подарки, она вошла в тёмную комнатку как раз в то время, когда колокола в ближайшей церкви мелодично возвестили о начале богослужения. Но каково же было удивление Кати, когда она увидела рядом с портнихой и её девочкой большого широкоплечего мужчину, в котором она сразу же узнала отца Тройер. Он пошёл ей навстречу тяжёлыми шагами, охватил её руку своей громадной рукой и приветливо проговорил:
- Слава в вышних Богу, и мир на земле. Вы меня победили! Сегодня Рождество Христово, великая любовь, о которой вы мне говорили, охватила моё сердце. Я благодарен моему Спасителю. Я теперь снова имею дочь и буду счастлив в любви к ней, к внучке и Господу. Да, случилось чудо! Рождественское чудо Божьей любви!
Ничего лучшего Катя и не могла пожелать этой семье. Фрау Губер со слезами радости благодарила Господа Бога, что Он послал Дух любви Своей в сердце отца. Казалось, что от счастья она перенеслась от земли в другой мир. Маленькая Анна не сопротивлялась ласкам чужого человека. Ёлочка засияла десятками ярких свечей.
Наступили лучшие дни для бедной портнихи. Она вернулась в отцовский дом, и всей нужде её пришёл конец. Катя довольно часто посещала её в деревне, и никогда больше она не замечала у отца Тройера недовольства или угрюмости.
5. Дары волхвов
Один доллар восемьдесят семь центов. Это было все. Из них шестьдесят центов монетками по одному центу. За каждую из этих монеток пришлось торговаться с бакалейщиком, зеленщиком, мясником так, что даже уши горели от безмолвного неодобрения, которое вызывала подобная бережливость. Делла пересчитала три раза. Один доллар восемьдесят семь центов. А завтра рождество.
Единственное, что тут можно было сделать, это хлопнуться на старенькую кушетку и зареветь. Именно так Делла и поступила. Откуда напрашивается философский вывод, что жизнь состоит из слез, вздохов и улыбок, причем вздохи преобладают.
Пока хозяйка дома проходит все эти стадии, оглядим самый дом. Меблированная квартирка за восемь долларов в неделю. В обстановке не то чтобы вопиющая нищета, но скорее красноречиво молчащая бедность. Внизу, на парадной двери, ящик для писем, в щель которого не протиснулось бы ни одно письмо, и кнопка электрического звонка, из которой ни одному смертному не удалось бы выдавить ни звука. К сему присовокуплялась карточка с надписью: "М-р Джеймс Диллингхем Юнг" "Диллингхем" развернулось во всю длину в недавний период благосостояния, когда обладатель указанного имени получал тридцать долларов в неделю. Теперь, после того как этот доход понизился до двадцати долларов, буквы в слове "Диллингхем" потускнели, словно не на шутку задумавшись: а не сократиться ли им в скромное и непритязательное "Д"? Но когда мистер Джеймс Диллингхем Юнг приходил домой и поднимался к себе на верхний этаж, его неизменно встречал возглас: "Джим!" и нежные объятия миссис Джеймс Диллингхем Юнг, уже представленной вам под именем Деллы. А это, право же, очень мило.
Делла кончила плакать и прошлась пуховкой по щекам. Она теперь стояла у окна и уныло глядела на серую кошку, прогуливавшуюся по серому забору вдоль серого двора. Завтра рождество, а у нее только один доллар восемьдесят семь центов на подарок Джиму! Долгие месяцы она выгадывала буквально каждый цент, и вот все, чего она достигла. На двадцать долларов в неделю далеко не уедешь. Расходы оказались больше, чем она рассчитывала. С расходами всегда так бывает. Только доллар восемьдесят семь центов на подарок Джиму! Ее Джиму! Сколько радостных часов она провела, придумывая, что бы такое ему подарить к рождеству. Что-нибудь совсем особенное, редкостное, драгоценное, что-нибудь, хоть чуть-чуть достойное высокой чести принадлежать Джиму.
В простенке между окнами стояло трюмо. Вам никогда не приходилось смотреться в трюмо восьмидолларовой меблированной квартиры? Очень худой и очень подвижной человек может, наблюдая последовательную смену отражений в его узких створках, составить себе довольно точное представление о собственной внешности. Делле, которая была хрупкого сложения, удалось овладеть этим искусством.
Она вдруг отскочила от окна и бросилась к зеркалу. Глаза ее сверкали, но с лица за двадцать секунд сбежали краски. Быстрым движением она вытащила шпильки и распустила волосы.
Надо вам сказать, что у четы Джеймс. Диллингхем Юнг было два сокровища, составлявших предмет их гордости. Одно - золотые часы Джима, принадлежавшие его отцу и деду, другое - волосы Деллы. Если бы царица Савская проживала в доме напротив, Делла, помыв голову, непременно просушивала бы у окна распущенные волосы - специально для того, чтобы заставить померкнуть все наряди и украшения ее величества. Если бы царь Соломон служил в том же доме швейцаром и хранил в подвале все свои богатства, Джим, проходя мимо; всякий раз доставал бы часы из кармана - специально для того, чтобы увидеть, как он рвет на себе бороду от зависти.
И вот прекрасные волосы Деллы рассыпались, блестя и переливаясь, точно струи каштанового водопада. Они спускались ниже колен и плащом окутывали почти всю ее фигуру. Но она тотчас же, нервничая и торопясь, принялась снова подбирать их. Потом, словно заколебавшись, с минуту стояла неподвижно, и две или три слезинки упали на ветхий красный ковер.
Старенький коричневый жакет на плечи, старенькую коричневую шляпку на голову - и, взметнув юбками, сверкнув невысохшими блестками в глазах, она уже мчалась вниз, на улицу.
Вывеска, у которой она остановилась, гласила: "M-me Sophronie. Всевозможные изделия из волос", Делла взбежала на второй этаж и остановилась, с трудом переводя дух.
- Не купите ли вы мои волосы? - спросила она у мадам.
- Я покупаю волосы, - ответила мадам. - Снимите шляпу, надо посмотреть товар.
Снова заструился каштановый водопад.
- Двадцать долларов, - сказала мадам, привычно взвешивая на руке густую массу.
- Давайте скорее, - сказала Делла.
Следующие два часа пролетели на розовых крыльях - прошу прощенья за избитую метафору. Делла рыскала по магазинам в поисках подарка для Джима.
Наконец, она нашла. Без сомнения, что было создано для Джима, и только для него. Ничего подобного не нашлось в других магазинах, а уж она все в них перевернула вверх дном, Это была платиновая цепочка для карманных часов, простого и строгого рисунка, пленявшая истинными своими качествами, а не показным блеском, - такими и должны быть все хорошие вещи. Ее, пожалуй, даже можно было признать достойной часов. Как только Делла увидела ее, она поняла, что цепочка должна принадлежать Джиму, Она была такая же, как сам Джим. Скромность и достоинство - эти качества отличали обоих. Двадцать один доллар пришлось уплатить в кассу, и Делла поспешила домой с восемьюдесятью семью центами в кармане. При такой цепочке Джиму в любом обществе не зазорно будет поинтересоваться, который час. Как ни великолепны были его часы, а смотрел он на них часто украдкой, потому что они висели на дрянном кожаном ремешке.
Дома оживление Деллы поулеглось и уступило место предусмотрительности и расчету. Она достала щипцы для завивки, зажгла газ и принялась исправлять разрушения, причиненные великодушием в сочетании с любовью. А это всегда тягчайший труд, друзья мои, исполинский труд.
Не прошло и сорока минут, как ее голова покрылась крутыми мелкими локончиками, которые сделали ее удивительно похожей на мальчишку, удравшего с уроков. Она посмотрела на себя в зеркало долгим, внимательным и критическим взглядом.
"Ну, - сказала она себе, - если Джим не убьет меня сразу, как только взглянет, он решит, что я похожа на хористку с Кони-Айленда. Но что же мне было делать, ах, что же мне было делать, раз у меня был только доллар и восемьдесят семь центов!"
В семь часов кофе был сварен, раскаленная сковорода стояла на газовой плите, дожидаясь бараньих котлеток
Джим никогда не запаздывал. Делла зажала платиновую цепочку в руке и уселась на краешек стола поближе к входной двери. Вскоре она услышала его шаги внизу на лестнице и на мгновение побледнела. У нее была привычка обращаться к богу с коротенькими молитвами по поводу всяких житейских мелочей, и она торопливо зашептала:
- Господи, сделай так, чтобы я ему не разонравилась.
Дверь отворилась, Джим вошел и закрыл ее за собой. У него было худое, озабоченное лицо. Нелегкое дело в двадцать два года быть обремененным семьей! Ему уже давно нужно было новое пальто, и руки мерзли без перчаток.
Джим неподвижно замер у дверей, точно сеттера учуявший перепела. Его глаза остановились на Делле с выражением, которого она не могла понять, и ей стало Страшно. Это не был ни гнев, ни удивление, ни упрек, ни ужас - ни одно из тех чувств, которых можно было бы ожидать. Он просто смотрел на нее, не отрывая взгляда, в лицо его не меняло своего странного выражения.
Делла соскочила со стола и бросилась к нему.
- Джим, милый, - закричала она, - не смотри на меня так. Я остригла волосы и продала их, потому что я не пережила бы, если б мне нечего было подарить тебе к рождеству. Они опять отрастут. Ты ведь не сердишься, правда? Я не могла иначе. У меня очень быстро растут волосы. Ну, поздравь меня с рождеством, Джим, и давай радоваться празднику. Если б ты знал, какой я тебе подарок приготовила, какой замечательный, чудесный подарок!
- Ты остригла волосы? - спросил Джим с напряжением, как будто, несмотря на усиленную работу мозга, он все еще не мог осознать этот факт.
- Да, остригла и продала, - сказала Делла. - Но ведь ты меня все равно будешь любить? Я ведь все та же, хоть и с короткими волосами.
Джим недоуменно оглядел комнату.
- Так, значит, твоих кос уже нет? - спросил он с бессмысленной настойчивостью.
- Не ищи, ты их не найдешь, - сказала Делла. - Я же тебе говорю: я их продала - остригла и продала. Сегодня сочельник, Джим. Будь со мной поласковее, потому что я это сделала для тебя. Может быть, волосы на моей голове и можно пересчитать, - продолжала она, и ее нежный голос вдруг зазвучал серьезно, - но никто, никто не мог бы измерить мою любовь к тебе! Жарить котлеты, Джим?
И Джим вышел из оцепенения. Он заключил свою Деллу в объятия. Будем скромны и на несколько секунд займемся рассмотрением какого-нибудь постороннего предмета. Что больше - восемь долларов в неделю или миллион в год? Математик или мудрец дадут вам неправильный ответ. Волхвы принесли драгоценные дары, но среди них не было одного. Впрочем, эти туманные намеки будут разъяснены далее.
Джим достал из кармана пальто сверток и бросил его на стол.
- Не пойми меня ложно, Делл, - сказал он. - Никакая прическа и стрижка не могут заставить меня разлюбить мою девочку. Но разверни этот сверток, и тогда ты поймешь, почему я в первую минуту немножко оторопел.
Белые проворные пальчики рванули бечевку и бумагу. Последовал крик восторга, тотчас же - увы! - чисто по женски сменившийся потоком слез и стонов, так что потребовалось немедленно применить все успокоительные средства, имевшиеся в распоряжении хозяина дома.
Ибо на столе лежали гребни, тот самый набор гребней - один задний и два боковых, - которым Делла давно уже благоговейно любовалась в одной витрине Бродвея. Чудесные гребни, настоящие черепаховые, с вделанными в края блестящими камешками, и как раз под цвет ее каштановых волос. Они стоили дорого... Делла знала это, - и сердце ее долго изнывало и томилось от несбыточного желания обладать ими. И вот теперь они принадлежали ей, но нет уже прекрасных кос, которые украсил бы их вожделенный блеск.
Все же она прижала гребни к груди и, когда, наконец, нашла в себе силы поднять голову и улыбнуться сквозь слезы, сказала:
- У меня очень быстро растут волосы, Джим!
Тут она вдруг подскочила, как ошпаренный котенок, и воскликнула:
- Ах, боже мой!
Ведь Джим еще не видел ее замечательного подарка. Она поспешно протянула ему цепочку на раскрытой ладони. Матовый драгоценный металл, казалось, заиграл в лучах ее бурной и искренней радости.
- Разве не прелесть, Джим? Я весь город обегала, покуда нашла это. Теперь можешь хоть сто раз в день смотреть, который час. Дай-ка мне часы. Я хочу посмотреть, как это будет выглядеть все вместе.
Но Джим, вместо того чтобы послушаться, лег на кушетку, подложил обе руки под голову и улыбнулся.
- Делл, - сказал он, - придется нам пока спрятать наши подарки, пусть полежат немножко. Они для нас сейчас слишком хороши. Часы я продал, чтобы купить тебе гребни. А теперь, пожалуй, самое время жарить котлеты.
Волхвы, те, что принесли дары младенцу в яслях, были, как известно, мудрые, удивительно мудрые люди. Они то и завели моду делать рождественские подарки. И так как они были мудры, то и дары их были мудры, может быть, даже с оговоренным правом обмена в случае непригодности. А я тут рассказал вам ничем не примечательную историю про двух глупых детей из восьмидолларовой квартирки, которые самым немудрым образом пожертвовали друг для друга своими величайшими сокровищами. Но да будет сказано в назидание мудрецам наших дней, что из всех дарителей эти двое были мудрейшими. Из всех, кто подносит и принимает дары, истинно мудры лишь подобные им. Везде и всюду. Они и есть волхвы.