Патриция Сент Джой
Плащ
1. Утро
2. Полдень
3. После обеда
4. Вечер
1. Утро
Когда Мустафа проснулся, сумрачный рассвет уже прокрадывался по городским улицам. Он поёжился от холода и натянул на себя старый плащ, стараясь поплотнее укутаться им. Голова его была прикрыта капюшоном. Он приподнял его немножко и осторожно выглянул, чтобы узнать, что происходит на улице, стараясь при этом не впустить под своё укрытие струи холодного воздуха. Вокруг него, беспокойно ворочаясь, лежали другие мальчишки.
Местом их ночлега было небольшое кафе на одной из улиц с весьма дурной славой. Воздух там даже утром был насыщен застоявшимся запахом табачного дыма. Немытые стаканы всё ещё стояли на стойках. Все эти мальчишки были бездомные, грязные и голодные. Они из-за холода свернулись калачиком и при слабом уличном освещении что-то бормотали в полусне.
Мустафа некоторое время смотрел на них из под своего капюшона. В городе он находился недавно и никак не мог свыкнуться с пробуждением в этом холодном, неуютном, жалком месте.
Не так-то удобно и приятно спать на полу, но он и дома всегда спал в таких же условиях, так что в этом не было ничего нового. По крайней мере, во сне забываешь, что ты голодный, грязный и бездомный. Иногда во сне он возвращался к тому времени, когда спал около матери в их доме в горах, и она укрывала его своей одеждой, чтобы ему было теплее. Должно быть, и в эту ночь ему грезилось, что она с ним.
Его мать была простой неграмотной женщиной марокканкой, но она крепко любила его. Как часто она отдавала ему последние крохи хлеба, а сама оставалась голодной. Возможно, поэтому она и умерла так рано. Прошло три года с тех пор, как он в последний раз видел родные горы. Интересно, как они выглядят сейчас? Наверное, покрыты снегом, а в ущельях свирепствуют ветры. В городе, конечно, теплее, но воздух в горах такой чистый и свежий!
Внезапно он поднялся, сморщив нос с выражением отвращения, и, едва передвигая закоченевшими ногами, направился к двери. За свой ночлег он уплатил накануне, и оставаться здесь ему было незачем.
Холодный воздух улицы пахнул в грудь, мелкой трусцой он побежал вперёд, стуча зубами от холода. Было только шесть часов утра, но как сильно хотелось есть! С ближней мечети послышался призыв к утренней молитве, но Мустафу никто не научил молиться.
Ему некуда было идти, нечем заняться, а при воспоминании о горном свежем воздухе улицы казались зловонными и отвратительными. Может, пойти на берег моря? Там, по крайней мере, можно подышать чистым морским воздухом, полюбоваться бескрайней ширью, согреться бегом вдоль побережья.
Он последовал вниз по широкой аллее, по обеим сторонам которой располагались магазины. В конце аллеи была пристань и каменная дамба, тянувшаяся вдоль порта, где пришвартовывались большие суда, а дальше, справа, песчаная отмель залива, окаймлённого холмами, поросшими низкорослым кустарником. Небо над водами залива, над маяком, возвышавшимся над утёсом, казалось, было залито светом восходящего солнца. Даже этот угрюмый мальчик был захвачен и поражён увиденной им красотой рассвета. Ничто не нарушало спокойствия вокруг. Пустынная набережная, на улицах ни души.
Только чайки описывали свои бесконечные круги в воздухе, да маленькие живые волны искрились золотом.
Потом его взгляд, обострённый голодом, заметил ещё кое-что: далеко- далеко, по другую сторону залива, к берегу пришвартовывалась рыбачья лодка, и небольшая группа людей направлялась туда. Мустафа знал, что это значит: надо было вытягивать сеть на берег. Может, ещё удастся заработать себе на завтрак?
Выскользнув из плаща, он опоясался им и побежал по берегу, вспугивая чаек и оставляя следы босых ног на влажном песке.
Запыхавшись, он, наконец, оказался у цели. Все яростно спорили о плате за вытягивание сети. Двое- трое мальчишек в негодовании отошли в сторону, отказавшись от работы.
Мустафа прибыл как раз вовремя.
- Я потащу с вами, - с трудом переводя дыхание, произнёс он, - и помогу отнести рыбу на базар.
В голосе его слышалось нетерпение и горячее желание помочь. Рыбак понял, что мальчишка нуждается в работе и согласится на любую плату. Он предложил очень ничтожную сумму. Глаза Мустафы гневно вспыхнули.
- Слишком мало! - возразил он сердито.
- Тогда убирайся, - ответил рыбак, закатывая рукава. - Есть и другие ребята, сколько хочешь.
И действительно, по берегу неслись десятки мальчишек, и Мустафе пришлось быстро решать: принять такую малость или остаться голодным.
С негодованием он швырнул свой плащ на песок и подошёл к пропитанному дёгтем канату, заняв место в ряду других таких же несчастных.
Выстроившись в одну линию, они ухватились за скользкую верёвку и по сигналу рыбака вместе дружно потянули.
Вытягивание сети с рыбой является интересным зрелищем. Мужчины, подростки и маленькие полуголые дети откидываются в напряжении назад, мышцы их бронзовых тел и рук становятся рельефными от усилий, подошвы ног глубоко погружаются в песок. Потом все разом ослабляют напряжение и перехватывают канат ещё ниже, чтобы сделать следующий рывок. Мышцы снова напрягаются и... потянули дальше. Они работают молча, в совершенно одинаковом ритме, соединяя свои малые человеческие усилия с мощью каждой следующей накатывающейся волны.
И вот сеть, находившаяся далеко в море, с каждым рывком всё ближе и ближе приближается и, наконец, вытягивается на берег под выкрики напрягающихся из последних сил людей. Кишащая масса серебристой рыбы извивается на песке, искрится на солнце. Мужчины, подростки и дети бегут к сети, чтобы посмотреть и рассортировать улов.
Большую часть улова составляет не особенно хорошая рыба, которая отбрасывается в одну сторону вместе с морскими звёздами и медузами, и вскоре образуется яркая красно-оранжевая куча. Но сардины, осьминоги, сельди и скумбрию укладывают в плоские деревянные ящики.
Подростки, сгибаясь под тяжестью, несут их на плечах на базар. Из ящиков сочится вода, и вскоре их одежда пропитывается запахом соли и рыбы.
Не теряя времени, Мустафа схватил ящик с сардинами, потому что и другие мальчишки тоже зарились на эту работу. Они уже ссорились между собой, поэтому он старался поскорее отправиться в путь.
Дорога к рынку была крутой. Плечи у него болели, пальцы онемели, а холодная вода стекала за шею. Но он был счастлив: теперь уже немного осталось ждать того момента, когда он сможет поесть! Ни о чём другом не хотелось и думать.
Рынок был переполнен разной снедью, потому что в это время христиане праздновали Рождество Христа. У каждого в доме была зажаренная индюшка и пироги, цветы и новые игрушки для детей.
Прилавки с цветами в центре площади были похожи на яркое разноцветное пламя. Голубые и синие ирисы, жёлтые мимозы, ароматные пучки нарциссов- всё это пестрело на фоне тёмно-зелёных еловых ветвей и рождественских ёлочек в маленьких горшочках.
Мясные прилавки тоже представляли роскошное зрелище: индюшки, гуси, цыплята имели вокруг шеи украшения в виде оборочек из красной бумаги.
А сколько народу! Было только восемь утра, а улицы уже переполнены разноязычными покупателями: французами, англичанами, испанцами, которые с большими корзинами в руках делали последние покупки. Завтра Рождество!
Мустафа сбросил ящик с рыбой возле хозяина и с угрюмым выражением лица взял свою плату. Следовало бы заплатить намного больше, этот человек просто обманщик и грабитель. На эти деньги он сможет позавтракать лишь четырьмя кольцами пышек из теста, зажаренного в масле, и стаканом кофе. После этого он будет чувствовать себя намного лучше и проведёт день на рынке. Если ему повезёт, он поможет отнести домой корзину с рождественскими покупками какой-нибудь чересчур перегрузившейся хозяйке.
День становился ярче и веселее. Но зимнее солнце не согревало его, одетого в мокрую прилипшую к телу одежду. Вдруг он вспомнил, что оставил на берегу свой старый плащ. Торопясь отнести ящик с рыбой, он совсем забыл про него.
Желание позавтракать оставило его. Потерять плащ было бы для Мустафы большим несчастьем. Он опрометью бросился бежать по улицам и вскоре снова оказался на берегу моря.
Начался прилив, и впадавшая в море река стала шире и глубже. Переправляясь через неё, он погрузился в воду по пояс, но холода почти не ощущал, так как горькая мысль о потере заставила забыть обо всём остальном.
Мальчик пристально осматривал берег. Вот это место, вот лодка и песок, утоптанный их ногами. Но плащ исчез и, по-видимому, его бесполезно искать. Сейчас он разогрелся от быстрого бега, но, переправившись обратно через реку, непременно замёрзнет. И нет никакой надежды, достать другой плащ! Холода только начинаются и надо старательно экономить, чтобы купить хотя бы мешок.
Начнёт он это сейчас же. Обойдётся на завтрак без кофе и вместо четырёх пышек купит две. С горечью он поплёлся назад в город.
К этому времени солнце поднялось уже довольно высоко, а сверкающее голубизной море казалось безбрежным. Испанский берег по другую сторону Гибралтара спрятался за серебристой дымкой. Утро было таким прекрасным, но люди вокруг такими злыми и бессердечными! Его обманули в Оплате и обокрали. Сердце наполнилось ненавистью ко всем.
2. Полдень
Почтовый пароход прибывал в 11 часов дня, и Мустафа спешил по каменной дамбе, ведущей в порт, чтобы заранее прийти туда. Очень важно было вовремя оказаться на месте, потому что для многих оборванцев обед зависел от почтового парохода, но не для всех находилась работа.
С пронзительным воем сирены, шипя выпускаемым паром и тарахтя винтом двигателей, пароход подошёл к причалу, оставив за собой длинный след белой пены, и бросил якорь.
Все мальчишки были наготове, внимательно наблюдая за пассажирами с тяжёлыми чемоданами, которые волной устремились через таможню. Весь фокус состоял в том, чтобы завладеть самым неопытным, наиболее растерявшимся туристом, предпочтительно американцем, поскольку у них много денег, и предложить свои услуги в экскурсии по городу или проводить его в отель за вознаграждение.
Уловка заключалась в том, чтобы так очаровать туриста, чтобы он и мысли не допускал о возможности обмана столь предупредительным и заботливым мальчишкой. Если не удавалось заполучить такого туриста, то оставалось таскать чемоданы. Ещё более обещающими были тяжёлые багажные тюки, уложенные на пристани для того, чтобы их перегрузить на грузовики. Что касалось туристов, то Мустафа не умел их очаровывать. Он был слишком тощим, а чёрные глаза слишком грустны и печальны. К тому же, уединённая жизнь в горах сделала его неуверенным в себе среди шумной толпы.
Туристы приезжали не для того, чтобы им напоминали о бедности и голоде. Они хотели поразвлекаться, и им нравились весёлые, забавные, самоуверенные мальчики. Всё же иногда ему удавалось поймать простачка на удочку. Вот он подскочил к молодой даме в шортах с биноклем и фотоаппаратом через плечо, явно растерянной и неуверенно оглядывавшейся по сторонам. Она одна, и её легко будет обмануть.
- Я покажу вам всё, - проговорил он нараспев, исчерпав весь свой запас знаний английского языка, состоявший из трёх предложений. Он нервно подскакивал на месте в отчаянном усилии казаться весёлым и забавным. - Я очень хорошо. Сто песет. Дама колебалась, вот-вот готовая попасться в ловушку. Но тут толстый господин с длинной сигарой во рту выручил её из трудного положения.
- Двадцать и ни цента больше, мадам, - твёрдо сказал он. - И на вашем месте я взял бы настоящего гида. Эти мальчишки - воры и мошенники.
Дама отпрянула и бросила негодующий взгляд в сторону Мустафы. Он остался на месте, мрачно глядя ей вслед. Мальчик ненавидел этого толстяка в тёплом пальто с меховой подкладкой. Что он знает о голоде? Вот он сам уводит девушку, возможно, в дорогой ресторан где-нибудь в центре, чтобы там объедаться, пить и курить.
Однако сейчас не время для размышлений. Надо действовать расторопнее, иначе он останется ни с чем. Вон уставшая испанская женщина с ребёнком и тяжёлым чемоданом, такая не может позволить себе такси. Особенной прибыли ожидать не придётся, но никого другого уже нет.
Мустафа бросился вперёд, взял её чемодан и торопливо пошёл по пристани. Нести тяжёлый чемодан было трудно, и он с завистью смотрел на одного из своих друзей, который завладел молодым человеком в дорогом костюме и галстуке и развлекал его своими шутками. Если удастся их рассмешить, то они обычно щедро вознаграждают. У мальчишки, несомненно, будет хороший обед.
Не прошёл он и пяти метров, как неожиданно к ним подбежал какой-то человек, поцеловал уставшую женщину и взял на руки ребёнка. Потом потянулся к чемодану и, не глядя на Мустафу, бросил ему в протянутую руку две песеты. Бесполезно было спорить или поднимать шум, потому что больше ему и не причиталось. Муж и жена были так заняты собою, что уже забыли о его присутствии.
Итак, возможность хорошо заработать упущена. В кармане у него только две песеты.
...Мальчик устало слонялся по берегу, безразлично глядя на волны. Уже полдень, и не осталось никаких сил вернуться на переполненный людьми рынок. Берег в этот час был самым спокойным местом в городе, а Мустафа иногда жаждал тишины.
Город - это место бессердечия и жестокости, где каждый живёт только для себя и, побеждают самые сильные, самые хитрые. Внезапно его охватило желание оставить всё и вернуться в свою родную деревню, к горам и рекам. Но там его никто не ждёт: ни отца, ни матери нет в живых. Да и здесь он никому не нужен. Мальчик брёл по берегу моря, одолеваемый мрачными мыслями.
Он оказался на том месте, где утром тянули сеть. Лодка всё ещё лежала на берегу, и какой-то черноглазый мальчишка с обритой головой, скрестив ноги, сидел на песке и чинил сеть. Заметив Мустафу, он внимательно посмотрел на него.
- Ты сегодня утром тоже был здесь? - спросил он.
- Да, - подтвердил Мустафа равнодушно.
- Я тоже, - сказал мальчишка. - Я видел тебя. Ты потерял свой плащ?
- Да! - воскликнул Мустафа, как бы проснувшись. - А где он?
Мальчишка, подбросив камушек, поймал его и с минуту помолчал.
- Что ты дашь мне, если я скажу тебе? - осторожно спросил он.
Мустафа закричал в отчаянии:
- У меня ничего нет! Я ещё не обедал! А рыбак обманул меня в оплате. Скажи, где плащ, я уплачу тебе в другой раз!
Мальчишка отрицательно покачал головой. Они жили в такой стране, где один не доверял другому.
- Одну песету, - торговался он, - и я покажу тебе дом. Человек, который украл плащ, ушёл в море, и его не будет два дня. Там только одна женщина, и ты легко заберёшь его. Я живу рядом с ними и всё видел.
Он продолжал работать, не поднимая глаз. Пытаться разжалобить его было бесполезно. Мустафа бросил песету на песок рядом с мальчишкой, и тогда он, собрав сеть, сказал:
- Иди за мной!
Они торопливо зашагали по берегу, пересекли железнодорожную линию, потом по дороге спустились к соляным лугам. Здесь морская вода время от времени наполняла ямы и впадины, а когда она испарялась под знойным летним солнцем, на дне оставались отложения соли. Но зимою луга были сухие, и единственным признаком жизни были несколько оборванных ребятишек, игравших возле ряда чёрных от дёгтя хижин, где жили рыбаки и добытчики соли.
- Вот здесь, - произнёс мальчишка шёпотом, кивнув в сторону самой неказистой маленькой хижины. - До свидания, и да поможет тебе Бог.
И он исчез за дверью своего дома, а Мустафа в нерешительности постоял с минуту. Он боялся, но гнев побуждал его к действию. Подойдя к двери, он громко постучал и выпятил грудь, стараясь выглядеть более мужественно. После минутной паузы послышался слабый голос:
- Войдите.
Он вошёл и остановился. Эта была совсем пустая и довольно тёмная комната. В одном углу лежала куча снаряжения для рыбной ловли. Там же находился и ослёнок. В другом углу на соломенной циновке лежала молодая женщина. Она тихонько стонала, крепко обхватив глиняный горшок с углями. Возле неё сидела соседка, а у ног их копошилось крошечное существо, прикрытое плащом Мустафы.
Ага! Мальчишка сказал правду. Здесь настоящий притон воров, и он обнаружил его. Он заберёт свой плащ и пригрозит полицией, если они не попросят прощения. Конечно, он не собирался исполнять свои угрозы, потому что и сам всю жизнь старался избегать полиции. Но, тем не менее, это произведёт хорошее впечатление.
- Где тот человек, который украл мой плащ? - грубо крикнул он, стараясь этим скрыть свой ломающийся подростковый голос. - Вам лучше поскорее вернуть и уплатить за то, что взяли его, не то полиция будет здесь через полчаса. Понятно?!
Молодая женщина устало повернулась к нему. Казалось, она думает о чём-то совершенно другом. Мустафа понял, что его выступление не произвело большого впечатления, а грубый голос прозвучал глупо и не к месту. Перед ним находилась усталая мать и больной ребёнок, и у них не было ни мужества, ни сил сопротивляться, если бы женщина даже и попыталась это сделать. Соседка, измождённая старушка, тоже кинула на него равнодушный взгляд. Только ослёнок испугался и забился в уголок подальше. Мустафу это огорчило: когда-то в детстве он рос вот так же с ослёнком.
- Возьми его, - прошептала молодая женщина, указывая на маленькое существо возле её ног. - Мой муж ушёл в море. Он вернётся только завтра вечером. А в доме нет денег. Она отвернулась к стене и закрыла глаза. Какая презренная победа! С вызывающим видом он стянул с ребёнка плащ, который тотчас закричал, внезапно очнувшись от беспокойного сна. Даже Мустафа понял, что ребёнок очень болен.
Старушка с трудом поднялась, казалось, при этом у неё захрустел каждый сустав. Она положила малютку под хлопчатобумажный платок рядом с матерью, чтобы та согрелась хотя бы от тепла материнского тела.
Никто не проронил ни слова. Мустафе ничего другого не оставалось, как уйти. Выходя из дома с перекинутым через руку плащом, он заметил, что холодные тучи закрыли небо, солнце спряталось, и над морем нависли чёрные тени.
Он шёл по берегу в обратном направлении, чувствуя сильную слабость от голода и испытывая какую-то необычную тоску, даже страдание. Обычно его чувства были предельно просты: если ему везло, он испытывал радость, а если кто-нибудь другой преуспевал, чувствовал себя несчастным. Будучи деревенским пареньком, не очень бойким и неизворотливым в городской жизни, он постоянно страдал. Сегодня он вышел победителем, но всё же, чувствовал себя отвратительно. "Почему?"
3. После обеда
Мустафа купил ломоть хлеба и две жареные сардины, присматривая себе местечко, где бы это съесть. Ему так не хотелось быть одному... Он искал шумной компании с её громким разноязычным говором, где, возможно, даже дерутся, только бы забыть ту тихую комнату с запахом дёгтя от рыбацких снастей, бледное лицо женщины и больного ребёнка.
Он присоединился к группе чистильщиков обуви, сидевших на мостовой возле автобусной остановки, и принялся с наслаждением уплетать свой скудный обед.
Чистильщики обуви сейчас особенно преуспевали, потому что все хотели выглядеть нарядными на Рождество. С утра они побывали уже в центре и на рынке и теперь обменивались услышанными новостями. Этот праздник был самым интересным временем года: такое изобилие продуктов в магазинах и изобилие великодушия в сердцах и душах клиентов!
- Что обычно делают эти христиане в свой праздник? - спросил долговязый мальчишка, презрительно усмехнувшись.
- Едят индюшатину, - ответил какой-то мужчина. - Я как-то работал у одного из них. Пьют и курят много сигар и ещё дарят подарки своим детям. Просто удивительно, как много они едят. Но мне они ничего не предложили. Я ведь был всего навсего мальчишкой, сыном садовника.
Он презрительно сплюнул и привалился к стене.
- А почему они отмечают этот праздник? - снова спросил долговязый. Казалось, он заинтересовался рассказом.
- Они говорят, что в этот день родился пророк Иисус, - ответил другой парень. - Говорят, что Он - Сын Божий. Ложь и богохульство! Да сохранит аллах всех правоверных мусульман.
- А я всё знаю о них, - вмешался третий с жаром. - Я был когда-то в христианском госпитале после драки с парнем, который украл у меня табак. Тот ранил меня ножом в плечо. Я находился у них четыре дня. Ночью на Рождество они собирались, молились и учили нас странным словам. Вот что они пытались нам внушить: "Бог так возлюбил мир, что отдал Сына Своего единородного...".
Мальчик так удачно подражал акценту английского проповедника, что его представление было встречено взрывом смеха.
- Настоящие мусульмане прятали головы под простыни, - продолжал говорящий, воодушевлённый поддержкой, - но кое-кто слушал и даже повторял эти слова, надеясь, что их будут лучше обслуживать. Лицемеры! Всё же, я должен сказать, что доктор их - добрый человек. Он относился ко всем одинаково, не обращая внимания на то, слушали мы их проповеди или нет. Он также не предпочитал богатых.
Мужчина постарше, задумчиво жевавший жевательную резинку, всё это время прислушивался к разговору и неожиданно вмешался:
- Не все лицемеры. Время от времени кто-то попадается на их удочку и начинает верить. Вот, например, Хасан, который работал в порту. Он заболел тифом и пробыл в том госпитале два месяца. Его околдовали довольно основательно, после чего парень заявил, что он уже не мусульманин. Хасан потерял работу, родственники выгнали его из дому, но ничто не поколебало его. И, странное дело, он не возмущался, не кричал, не спорил, а спокойно ушёл, сказав, что нашёл путь к миру.
- А где он теперь? - спросил сын бывшего садовника.
- Не знаю. Некоторое время он просил милостыню на улицах, но никто из мусульман не помогал ему. Так или иначе, он уже не в нашей компании. Несчастный глупец!
Разговор перешёл на другие темы. Чистильщики обуви вернулись на рынок, а Мустафа и ещё кое-кто остались ожидать прибытия автобуса из дальнего рейса. Возможно, кто-то получит возможность заработать.
Время летело незаметно. Вдруг сын сапожника опустил руку в карман и вскрикнул: там было пусто, его обокрали.
В бешенстве он накинулся на ближайшего мальчика, случайно им оказался Мустафа. Парнишка упирался и отчаянно сопротивлялся, но с плеч его всё же стащили плащ, ударами заставили молчать и принялись обыскивать. У него, конечно, ничего не нашли, оттолкнули в сторону и отправились за полицейским, заподозрив в краже чистильщиков обуви. Ожидалась большая свалка. Мустафа, потрясённый случившимся, весь в ссадинах, решил убраться подальше. Он направился к своему единственному прибежищу, к набережной, и в третий раз за этот день стал мерить шагами границу прибоя, тоскуя и томясь. Мустафа долго ходил, не поднимая головы, и размышлял об этом несчастном дне. Никогда ещё ему не было так плохо. Раньше всегда сияло солнце; мальчишки радовались, шутили, им "везло", они зарабатывали деньги, у них была еда и ещё кое-что в запасе. Подумать только! Они ещё и смеялись над теми, кого обманывали или грабили, кому причиняли боль. Именно сейчас на этом пустынном берегу Мустафа, казалось, внезапно увидел поступки в истинном свете и возмутился против алчности, злобы, страха, драк, ссор, всякой нечистоплотности, против всего того, что наполняло эту жизнь. Усталый и разочарованный, он лёг на песок и долго смотрел на море.
Потом взглянул на небо. Нежные мягкие небесные краски отражались в воде. Чайка на упругих блестящих крыльях поднималась к последним лучам заходящего солнца.
Почему так испорчен мир? Есть ли возможность выбраться из этого бессмысленного порочного существования? Мустафа не знал этого. Он никогда ещё по-настоящему об этом не размышлял.
Внезапно в памяти всплыл разговор, услышанный возле автобусной остановки. Он хорошо его запомнил, в нём было нечто новое. "Бог так возлюбил... что отдал... Сына Своего... сказал, что нашёл путь к миру".
"Возлюбил... отдал... мир". Подобно трём чётким указателям в пустыне, эти слова, казалось, были выведены на розовом небе. Пока они ещё ничего не означали для Мустафы и ему подобных. В их жизни царила другая мораль, противостоящая миру: ненависть, ложь, насилие.
Тем не менее, Мустафе были близки и знакомы слова жертвенной любви. Они напоминали ему о матери, которая отдавала ему всё, что могла, пока не отдала последнее - жизнь... Мустафа до сих пор помнил ту последнюю ночь: шёл снег, и она завернула его в единственную тёплую вещь, имевшуюся в доме. Это было всё, что она могла сделать для него.
И снова он слышал прекрасные слова: "Возлюбил... отдал... мир". Раннее летнее утро в горах, заход солнца над морем, любить... давать... А он? Запугал беспомощную бедную женщину, забрал у больного ребёнка плащ. Внезапно он совершенно ясно понял, откуда начинается его собственный путь к миру, и он оглянулся в этом направлении. Солёная вода в канавах в лучах заходящего солнца отражалась багрово-красным цветом, а лодки чёрными силуэтами выделялись на фоне прекрасного заката.
Как во сне перешёл Мустафа через железную дорогу и покрытую бороздами низину. Дверь рыбацкой хижины была не заперта. Соседка хотела попозже вернуться и закрыла её только на щеколду. Мустафа без стука осторожно открыл её и вошёл вовнутрь.
Слабо мерцала небольшая лампа, всё казалось спокойным, если бы не тяжёлое дыхание ребёнка. Мустафа сразу каким-то необъяснимым образом почувствовал: в доме что-то произошло. Молодая женщина отдыхала, откинувшись на подушку, и держала у груди новорождённого. Её лицо было усталым, но совершенно умиротворённым, потому что она любила и отдавала себя этой любви.
Очевидно, ребёнок родился вскоре после ухода Мустафы. Комната была уже чисто убрана, ребёнок вымыт. Маленький ослёнок подошёл поближе, качаясь на длинных неустойчивых ножках, стоял и смотрел. Мир и покой, только больной ребёнок метался и стонал под лёгким покрывалом. Женщина подняла глаза и заметила Мустафу, робко стоявшего в проёме двери. Она испуганно вскрикнула и уже собиралась постучать по стенке к соседям, но Мустафа подбежал к ней.
- Не бойтесь, - успокаивал он, - я вовсе не хочу обидеть вас и пришёл, чтобы одолжить свой плащ на одну ночь для вашего больного ребёнка. Завтра я заберу его, но постараюсь принести взамен мешок. По крайней мере, ночью больной будет тепло.
Он наклонился и накрыл девочку плащом, а женщина в недоумении смотрела на него. Утром он чванился, хвалился и важничал, как взрослый мужчина. Но теперь, когда он разговаривал так робко и доброжелательно, она поняла, что это всего-навсего мальчик не более 14-ти лет, ещё дитя, не совсем закосневший во зле .
- Садись, - пригласила она слабым голосом, - чайник на огне. Налей себе чаю.
Он подошёл к тлеющим углям, налил стакан горячего чаю с приятным запахом мяты и выпил его с наслаждением, потому что давным-давно не пробовал что-либо подобное.
- Зачем ты принёс плащ обратно? - спросила женщина, всё ещё удивлённая его поступком.
- Хакада, - ответил Мустафа. Это означало: что сделано, то сделано, но не могу объяснить причину, если бы и захотел.
Так оно и было, он и сам не мог понять, что побудило его к подобному поступку.
- Где ты живёшь? - продолжала женщина.
- Нигде, - отвечал он. - Я здесь только три года. Я пришёл сюда с гор.
- Да? И я тоже! - оживилась женщина. - Мой муж привёл меня сюда семь лет тому назад, когда мы поженились. С тех пор я ни разу не была в родных местах. А из какой деревни ты?
Мустафа назвал свою деревню. Это оказалось всего в нескольких милях от её деревни на восточной стороне одной и той же горы. Они ходили одной дорогой на рынок, собирали сливы на одних и тех же склонах и разжигали костёр на тех же скалах. Она была слишком утомлена, чтобы много говорить, но слушала со вниманием, как Мустафа изливал своё тоскующее по родине сердце, потому что за три года она была первым человеком, знавшим его деревню, его горы.
Он вспомнил о весне с её полноводными ручьями и благоухающими цветами вишнёвых и абрикосовых деревьев; о лете, когда убирали урожай и спали на молотильных дворах; об осени, когда собирали инжир, виноград, маисовые початки и развешивали их для просушки на кактусы перед хижинами; о зиме, когда деревни утопали в снегу и стада находились в хлевах. Мысленно он вновь оказался в своих горах, ощущал себя счастливым ребёнком, взбирающимся по скалам за козами, а вечером возвращающимся домой к матери. Он говорил и говорил, а она слушала, и время от времени задавала вопросы. Женщина не тосковала так сильно, потому что её дети родились в хижине на этой соляной низменности, и они накрепко привязали её сердце. Для неё родной дом был там, где находились её дети: один лежал у неё на руках, другой беспокойно метался у ног.
Девочка вдруг пронзительно вскрикнула, и мать с трудом дотянулась к ней, чтобы успокоить. Больная проснулась и попросила пить. Мать поднесла чашку к её губам. Она пила лихорадочно и, всхлипывая, стала проситься на руки. Пришлось положить новорождённого рядом, а больную девочку взять к себе.
- Что с нею? - спросил Мустафа.
- Не знаю, - ответила женщина, устало покачивая девочку. - Она больна уже три дня. Я всё время прошу мужа отнести её в больницу, но он не любит дочь, потому что мечтал о сыне, и каждый раз отвечает, будто у него нет времени. У меня же нет сил идти. Я думаю, что дочь умрёт... Если бы я смогла показать её доктору, она бы выжила.
- Откуда вы знаете? - спросил Мустафа.
- Такое было и раньше: ей трудно было сосать и дышать. Доктор сделал ей уколы, и лихорадка прошла. Он добрый человек, но некому отнести её в больницу, а чтобы пригласить доктора домой, у нас нет денег.
Мустафа помолчал немного, потом сказал:
- Я отнесу её, я знаю где находится больница. Женщина с сомнением окинула взглядом фигурку мальчика, как бы взвешивая его силы. Ей жаль было отсылать его с больной девочкой в ночь, на холод, но она подумала, что, возможно, это единственный шанс спасти ребёнка. А тот факт, что Мустафа из её родных мест, побуждал довериться ему так, как она доверилась бы родственнику.
Больная девочка, оказавшаяся в надёжных материнских руках, спокойно и крепко уснула и не проснулась даже тогда, когда Мустафа взял её на руки. Они завернули её в плащ, и, кивнув на прощание головой, он торопливо отправился в путь.
Над морем поднималась луна, оставляя на волнах серебристую дорожку. Мустафа радовался лунному свету, потому что ему предстоял долгий путь. Головка девочки лежала у него на плече, и горячее тельце согревало его. Он свернул к берегу; прилив уже закончился, и влажный песок поблёскивал в лунном сиянии. Вокруг никого не было - только он со своей маленькой ношей. Раз-другой она зашевелилась, захныкала, но он тихонько успокаивал её, покачивал и шептал нежные слова, слышанные им давным-давно от своей матери и почти забытые.
"Если бы только она поправилась!" - думал мальчик.
Вскоре он добрался до пристани, и теперь ему надо было пройти через весь город, который сегодня со своими разноцветными огнями и разноязычными шумными толпами выглядел особенно великолепно. Но у Мустафы почему-то совсем не было желания покидать пустынный берег моря. Здесь на серебристых песках он ощущал мир, спокойствие, как будто с этим рождественским лунным светом струились исцеление и прощение.
Он не мог понять, почему в его душе появилось ощущение мира и покоя, почему он, Мустафа, стал любящим и прощающим.
4. Вечер
Городской рынок накануне Рождества представлял собой весёлое и яркое зрелище: прилавки и витрины магазинов сияли множеством разноцветных огней рождественских ёлок. Площадь кишела разным людом: дети состоятельных родителей вышли на прогулку в своих лучших нарядах и вместе с мамами и папами наслаждались великолепным зрелищем; были здесь и бедняки, нищие, слепые и увечные, надеявшиеся, что и им что- либо перепадёт от этого изобилия и праздничной расточительности. Да и сам Мустафа, как и его друзья, несомненно, в эту ночь был бы здесь, чтобы повеселиться и, если предоставится возможность, стянуть что-нибудь.
Но сейчас у него важное поручение, и он, не желая встретиться с уличными друзьями, выбрал наиболее пустынные и глухие улицы, торопливо проскочил мимо городского центра и стал подниматься вверх по булыжной мостовой, ведущей к вершине утёса, где находилась больница.
Мустафа опасался, что не застанет доктора. Возможно, как и все, он празднует Рождество или даже может оказаться пьяным. Мальчик от постоянного недоедания в последнее время сильно ослабел, и горячее тельце ребёнка казалось ему всё тяжелее и тяжелее. Он так надеялся, что совершил этот путь не напрасно. Наконец он оказался на территории больницы и растерянно остановился, не зная куда направиться: вокруг было несколько больших освещённых зданий и множество дверей. В это время мимо проходил человек его расы, и Мустафа, собрав всё своё мужество, подошёл к нему и робко спросил о докторе.
- Он в доме, - ответил человек, указывая через плечо, - но занят сейчас.
- Но вот эта девочка очень больна, - нерешительно проговорил мальчик. - Я принёс её издалека.
Человек взглянул на неё, услышал затруднённое дыхание и озабоченно сказал:
- Тебе лучше пойти и показать её доктору. Постучи в дверь.
Мустафа уже едва передвигал ноги. Дверь указанного дома была закрыта, но сквозь шторы на улицу пробивался свет, и изнутри слышалась музыка и смех. Мальчик всё ещё колебался. Вне всякого сомнения, там уже праздновали и, возможно, были пьяны. Но нет, прислушавшись внимательнее, он понял, что это смеялись и шумели дети. Может быть, здесь не оставят в беде эту маленькую девочку?
Он постучал и насторожённо ждал, готовый убежать, если дело обернётся плохо. Дверь открыл сам доктор, разгорячённый, но совсем не пьяный. Он только что играл на рояле. На руках он держал раскрасневшегося маленького сына лет трёх. Некоторое время доктор ничего не мог различить в темноте. Наконец, он увидел мальчика с бледным усталым и грязным лицом, грустными глазами, худого и бедно одетого. На руках у него был ребёнок, завёрнутый в грязный плащ.
- Она больна, - произнёс Мустафа и протянул девочку доктору.
Доктор поставил сына на пол, и тот потопал в комнату к своим друзьям. Потом взял на руки вместо сына другого ребёнка, худого, грязного, больного, и внёс его в тёплый светлый дом.
Много лет спустя, когда Мустафа стал христианином, он часто вспоминал этот момент, как бы воплотивший в себя суть Рождества: отец... сын... снаружи холодная тёмная ночь, и нуждающиеся приглашаются к свету, миру и теплу.
Доктор принёс из кабинета всё необходимое и стал прослушивать ребёнка через какую-то странную трубку, затем измерил температуру. Девочка стала плакать и, ища помощи, потянулась к Мустафе. Доктор сказал, что она больна, но не опасно: просто сильная простуда и лёгкий бронхит. Сейчас он отнесёт её в больницу, и сестра сделает укол. Потом её можно будет отнести домой. Доктор велел Мустафе подождать в приёмной, пока не принесут девочку.
Мустафа тихо сидел, прислушиваясь к шуму в комнате, и удивлялся, откуда пришли эти дети. Конечно же, не все они дети доктора. Ему никогда не приходилось слышать, чтобы дети смеялись так много и были так веселы. Кто-то приоткрыл дверь и Мустафа с любопытством заглянул в комнату. Увиденное весьма поразило его: большинство детей - марокканцы, такие как и он. Маленькие девочки в длинных платьях с чёрными косичками, и маленькие мальчики в шароварах с обритыми головами с удовольствием уплетали пирог. Он не предполагал, что христиане могут праздновать Рождество вместе с мусульманскими детьми.
Послышались быстрые шаги. Это вернулся доктор с плачущим ребёнком. Мустафа поклонился и поцеловал его руку, потом взял свою маленькую ношу. Девочка на его руках успокоилась. Теперь нужно торопиться в обратный путь.
Но доктор не спешил его отпускать. Ежедневно ему приходилось наблюдать нищету, но не часто он встречал что-либо подобное этому исхудалому жалкому мальчику. А был канун Рождества.
- Послушай, - сказал он. - Завтра ей нужно будет сделать ещё укол. Где она живёт?
- Там внизу, на соляной равнине, по дороге к маяку, - ответил мальчик. - Но принести её будет некому: её отец в море.
- А ты кто? - спросил доктор. - Брат? Разве ты не сможешь принести её снова?
- Я не брат, - объяснил Мустафа скромно. - Я никто, просто уличный мальчик. Её отец не разрешит мне и притронуться к ней, когда вернётся домой.
- А мать? - расспрашивал доктор. - Почему она не может принести девочку?
- У неё сегодня родился другой ребёнок, - пояснил Мустафа. - Она ещё очень слаба.
- Ну что ж, хорошо, - сказал доктор. - Тогда я сам сейчас поеду к ним. Только ты мне покажешь их дом. Всё равно мне надо навестить больного за городом, недалеко от соляной равнины. Едем. Мустафа просиял от радости: никогда в жизни он не ездил на машине, и эта приятная неожиданность взволновала его. Он хотел тут же идти, но доктор задержал его вопросом:
- Похоже, ты здорово замёрз. - Разве у тебя нет плаща или куртки?
- В мой плащ завёрнута девочка, - ответил Мустафа.
- Разве не было для этого одеяла?
- В одеяло завернули новорождённого. А другого у них нет.
- Тогда оставим твой плащ на девочке, чтобы ей не было холодно. А для тебя я что-нибудь найду.
Он поспешил наверх, перешагивая сразу через две ступеньки, а Мустафа ожидал в изумлении. Неужели доктор собирается дать ему одежду? Именно так и случилось. Среди рождественских подарков для пациентов больницы был тюк со старой одеждой. Там оказалось тёплое пальто и свитер в самый раз на Мустафу, маленькие шерстяные пальто для детей рыбака. Доктор собрал всё это и поторопился вниз.
- Посмотри, - сказал он, с улыбкой протягивая вещи. - Надень свитер, пальто и тебе будет тепло.
Мустафа смотрел с недоумением. Он не понимал того, что доктор предлагает ему всё это бесплатно.
- У меня нет денег, - прошептал мальчик робко.
- Хорошо, хорошо, - засмеялся доктор. - Это подарок на Рождество, мы все делаем друг другу подарки.
Он подержал ребёнка, пока Мустафа надел подаренные вещи. Они были старые и заштопанные, но тёплые, и мальчик чувствовал себя в них превосходно. У него никогда раньше не было такой одежды. Потом по-мужски, неловко им удалось надеть кое-что и на ребёнка, который снова заплакал.
- Ну вот, теперь поедем, - удовлетворённо сказал доктор и, проходя мимо комнаты, где находились дети, посещавшие воскресную школу, зашёл попрощаться с ними. Оттуда он вышел с полной пригоршней орехов и конфет.
- Вот, возьмите, - сказал он, протягивая Мустафе угощение. - Разделите радость нашего праздника.
Мустафе иногда начинало казаться, что это сон. Вскоре он оказался в машине, в тепле и уюте, она неслась так быстро, что слышался свист рассекаемого воздуха, а он с наслаждением откусывал маленькими кусочками бисквит, У-у- у-х! Они обогнали автобус... полицейский взмахнул рукой, указывая путь. Они промчались по бульвару в потоке других машин и, набирая скорость, направились к маяку.
О, как это здорово! Машина подкатила прямо к хижине рыбака. Доктор был доволен, что доставил ребёнка домой. Обстановка в комнате так сильно напоминала Вифлеемские ясли, что нетрудно было представить Рождество в действительности. Хижина была настолько убогой, что более походила на загон для овец; да там был и ослёнок, спавший на соломе; и женщина молодая, утомлённая, с младенцем у груди - вечный символ Божьей любви.
С тревогой, ожидая Мустафу, она не надеялась на такое скорое возвращение и растерялась, увидев входящего доктора, ведь в доме не было денег, чтобы уплатить за визит. Но она счастливо улыбнулась, когда все заботы и тревоги отступили. Дочь положили рядом, и она убедилась, что малышке ничуть не стало хуже после столь длительного путешествия.
- Ну вот, - сказал доктор, - после укола ей должно стать лучше. Держите её в тепле и давайте много пить, а завтра я заеду снова. Мы одели её в тёплое пальто, а вот кое-что и для её маленького братишки.
- Но мне нечем уплатить, - волнуясь, произнесла женщина.
- Всё в порядке, - ответил доктор. Встав на колени на глиняный пол, он посмотрел на крошечного сморщенного новорождённого младенца. Он даже не думал о том, что обычно за визит берут гонорар: в Вифлееме не платят.
Мустафа вышел вместе с доктором, намереваясь вернуться с ним в город. Светила луна. Они пересекли долину при свете карманного фонаря. Было уже около девяти часов вечера.
- Ты где проводишь ночь? - спросил доктор, когда из-за поворота показались огни города.
Мальчик не знал, что ответить, потому что сам ещё не решил, где будет спать. После этого необычного вечера ему не хотелось идти в кафе. С горечью он сознавал, что ему надо покинуть и забыть этот новый мир, в котором он по воле случая оказался ненадолго, где царит любовь, мир между людьми, внимание, бескорыстие и где дети беззаботно смеются и играют. Завтра он вновь будет вынужден хватать, красть, драться и ругаться; а этот удивительный и необычный вечер покажется ему прекрасным сном.
- Не знаю, - произнёс он, наконец, тихим и несчастным голосом, - высадите меня около рынка.
- Я знаю место, где ты можешь переночевать, - доброжелательно предложил доктор. - Около больницы одна женщина содержит комнату для мальчиков, платить ничего не надо - она делает это Из сочувствия к ним и во славу Господа. Тебе дадут место и одеяло.
Но прежде они поехали по вызову, занявшему всего несколько минут, а затем снова мчались по дороге к больнице. Мустафа почти перестал удивляться всему происходившему. Они остановились возле колодца перед небольшим домом на узкой улице. При свете вечерних огней женщины и девушки наполняли свои вёдра. Они дружелюбно приветствовали доктора. Оказалось, что он был хорошо всем знаком.
Доктор постучал в дверь этого дома, и она тотчас открылась. Женщина с ребёнком на руках приветливо встретила их. Услышав голос доктора, вся семья выбежала навстречу, приглашая войти и поужинать вместе с ними. Все уселись за стол вокруг миски с кашей: отец и мать, взрослые дочери, ребёнок и пятеро уличных мальчишек. Мустафа немного знал их. Все они, подобно ему, пришли с гор, изгнанные голодом и сиротством на улицы города. Он не раз интересовался, где же ночуют эти мальчишки, но они держали это в секрете: известие о том, что кто-то пользуется христианским прибежищем, грозило бедой. У всех членов семьи кожа была смуглой. Широкие скулы и сильные мускулы указывали на то, что эти люди родились и выросли в горах. Дом их был небольшим, бедно обставленным, но чистым. Мальчикам отвели отдельную комнату. Семья была очень рада видеть доктора, все приветливо улыбались и Мустафе. Но уличные мальчики смотрели подозрительно. Все вместе они составляли как бы единое целое, а всякий лишний человек служил причиной некоторого неудобства: меньше достанется пищи за ужином или места в комнате.
- Я привёз вам рождественский подарок, - сказал доктор, положив руку на плечо Мустафы, - ещё одного мальчика.
Мальчишки, разморённые теплом и едой, дремали, но Мустафа слушал с необычайным вниманием.
- Добро пожаловать, - произнесла женщина, и все подвинулись, чтобы усадить его поближе к миске. Мустафа робко занял своё место; кто-то разломил кусок хлеба и подал ему половину, другой дал ложку. Это была неприхотливая грубая пища бедняков, но Мустафе она показалась восхитительной.
- А теперь, - торжественно сказала Цора, хозяйка дома, обращаясь к доктору, который, взглянув на часы, собирался уйти, - вы пришли в канун Рождества и должны, как всегда, что-нибудь почитать нам.
Она достала книгу с полки и передала её доктору. Перевернув несколько страниц, он начал читать. Мальчишки, разморённые теплом и едой, дремали, но женщины внимательно ловили каждое слово. Мустафа тоже слушал с необычайным вниманием. Доктор читал о молодой женщине, только что родившей Младенца, который лежит теперь в яслях, а Мустафе невольно представлялась хижина рыбака. Потом доктор продолжал читать о пастухах (Мустафа когда-то и сам был пастухом) и о песне, которую пели ангелы: "Ныне родился вам Спаситель... Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение..."
Доктор разъяснил, что значат эти слова:
- "Спаситель" - это тот бездомный Младенец, терпеливо ожидающий, чтобы Его приняло каждое простое кающееся сердце. Это Спаситель, которого дал Бог, потому что Он возлюбил всех нас.
"На земле мир" - это мир в том сердце, которое получило прощение всех грехов; мир в той жизни, которая посвящена Спасителю, мир от сознания, что ты больше не одинок и что тебе нечего бояться. "В человеках благоволение" - означает Божью любовь, рождающуюся в сердце, которое принимает Спасителя; благоволение в сердце христианина помогает ему видеть всех людей своими братьями, помогает открыть своё сердце и служить всем нуждающимся: накормить, когда он голоден; напоить, когда он жаждет; одеть, когда он наг; посетить, когда болен.
Скрестив руки, Мустафа сидел на полу, устремив свой пристальный взор на лицо доктора. Он понимал ещё очень мало, но это малое объяснило многое. Он знал теперь, почему приняли и позаботились о той больной девочке, почему здесь его одели, накормили и дали кров.
И всё это было удивительно и непостижимо. Однако его начинало клонить ко сну. Цора велела мальчикам провести его наверх и дала одеяло. Доктор погладил его по голове и, простившись со всеми, ушёл.
...На небе ярко светили звёзды, как бы приветствуя рождение Спасителя и этот рождественский праздник. И во всём мире люди всех племён, языков и народов обращали свои мысли и сердца к Богу. Родился Христос, чтобы возвестить Евангелие, благую весть бедным, нищим, исцелить сокрушённых сердцем, проповедовать пленным освобождение, отпускать измученных на свободу.
И теперь один измученный маленький пленник начинал понимать, какой истинный свет даровал миру Его приход. Его рождение.
Но в коморках, лачугах, городских притонах сотни других пленников спали как обычно, не зная и не стараясь узнать о пришедшем в мир в рождественскую ночь Спасителе.